– Нет, это уже полный бред! Ну сколько это будет продолжаться?
– Откуда я знаю? – отрезал я. – Мне это тоже нелегко переносить.
– Ну что, что я тебе такого сделала, что ты меня так мучаешь, а?
– Тоже мне мучение! Есть люди, которым не с кем даже поговорить. Не с кем сходить в кафе. И когда они просыпаются по утрам, никого нет с ними рядом.
В конце концов она заперлась в ванной.
– Послушай, Паула, – уговаривал я ее через дверь, засунув руки в карманы и уставившись на носки своих ботинок. – Послушай, Паула, тебе ведь известно, в чем проблема. Она была с самого начала и никуда не делась. Поверь мне.
– Я не желаю тебя слушать. Оставь меня в покое.
– Ты должна уважать мое решение, Я ведь уважаю твои. Паула, выходи. Мне прекрасно известно, чем ты там занимаешься, это уже третий раз за неделю. Тебе следует быть осторожнее.
– А кто виноват? У меня что, есть выбор?
– А мне, по-твоему, весело? Ты думаешь, я не предпочел бы определиться раз и навсегда? Но представь себе, я к этому пока не готов! Я не готов жить с женщиной! Представь себе, это выше моих сил! Паула, я ничего от тебя не скрывал.
Она не ответила – вероятно, сжимала жгут зубами.
– А что, если мне сходить к психоаналитику? Как ты думаешь? Если у тебя есть кто-то на примете, я готов поговорить с ним. Я хочу рассказать ему, что со мной происходит.
Не подумайте, что я был неискренен. Я бы отдал все, что имею, чтобы избавиться от этого чувства неуверенности. Да я же мечтал о жизни счастливого дурака, я больше всего на свете хотел просто жить с женщиной! Проводить с ней дни и ночи, сияя блаженной улыбкой. Но имел ли я на это право? Был ли я на это способен – открыто жить с Паулой? Трахаться с ней, вместе читать книги, бывать на людях, ходить по антикварным лавкам. Ну почему, почему у меня все так непросто? И почему так больно?
Она вышла из ванной, прямиком направилась к постели и рухнула на нее. Даже трусики не надела.
– В одном я уверен, – вновь заговорил я. – Однажды утром я проснусь, и все мне станет ясно и понятно. И какое бы решение я ни принял, оно будет наилучшим для всех. Послушай, Паула, это же как роды. Надо набраться терпения. После ухода жены я чувствую, что во мне уже живет новый человек, только он еще не появился на свет. Еще не родился. Но успокойся, девяти месяцев тут не потребуется.
Она поманила меня пальцем. Я улегся рядом и прижал ее к себе. В эту минуту я от всей души желал, чтобы мне был дан знак с небес. Я был бы счастлив сообщить ей, что жребий брошен и что я даже согласен на ней жениться, если она захочет. Тогда я бы поставил крест на Крис, поставил бы крест на Мэри-Джо… Это было бы все равно что всадить себе две пули в сердце… насколько я мог об этом судить. От одной мысли озноб пробирал. Кто бы захотел оказаться на моем месте? А ведь сколько еще забот и хлопот это требовало… На следующее утро я встретился с Мэри-Джо. Я был в хорошей форме после часа гимнастических упражнений и двух больших стаканов апельсинового сока, который в гробовом молчании приготовила мне Паула. А Мэри-Джо успела посетить сеанс борьбы с Ритой, отчего цвет лица у нее был просто превосходный, да и настроение гораздо лучше, чем накануне вечером. Нет, она не выглядела безумно счастливой, она была такой, как всегда. Хотя в последние дни она радостью не искрилась.
Я пригласил ее в бар, который мне открыла Паула, располагавшийся на последнем этаже небоскреба; окна там были широко распахнуты, притом что жара была еще вполне терпимая, и вообще там было современно и в то же время уютно. Стоило все бешеных денег, но я знал, что Мэри-Джо будет приятно разок выпить кофе из красивых чашек, а не из пластмассовых стаканчиков. Два комплексных завтрака даже не уместились на столе. Мэри-Джо побледнела:
– Ты что, смерти моей хочешь?
– А ты не замечала, что настроение у тебя резко изменилось с тех пор, как ты ничего не ешь? По-моему, ты постоянно хандришь.
В то утро она вдобавок была какой-то перевозбужденной. Не пожелала мне и слова сказать насчет того, о чем плакала накануне, но была крайне взволнована одним открытием величайшей важности: Рамон носит ботинки с металлическими набойками.
Я протянул ей корзинку со всякими круассанами и стал дожидаться, когда она высвободит руки, зажатые между ног.
– Конечно, не спорю, факт интересный, – сказал я. – Но что это нам дает? Неужто это единственная пара обуви в городе? А? Как думаешь? Их, наверно, десятки тысяч?
– Но нам достаточно напасть на след того, кто носит ту самую пару. Ладно, я буду держать тебя в курсе.