Из квартиры не доносилось ни звука. Я сжимала оружие обеими руками над плечом; я была напряжена, как натянутая струна, и сжата, как стальная пружина, а вокруг меня все словно превратилось в стекло. Безмятежная тишина, царившая на этой площадке, пугала. Поодаль вокруг лампочки под потолком спокойно летал мотылек. Я предпочла бы, чтобы Натан был здесь, со мной, несмотря на ту ужасную гадость, которую он со мной сотворил. Будь он проклят!
Я знала, что он разозлится. Он не простит мне, что я принялась действовать в одиночку. Но кто в этом виноват? Очень бы хотелось узнать. Да за кого он меня принимает? Я позвонила в дверь.
Так как никто мне не открыл, я проникла в квартиру Рамона, взломав замок. Пренебрегая самыми элементарными требованиями безопасности. Но кто я такая? Я – женщина, которую все предали, бросили и унизили. Имела ли моя жизнь хоть какую-то ценность? Я бы не поручилась… То была не жизнь, а жалкое существование! Я со своей чудовищной внешностью, офицер по связям с геями и лесбиянками! Чего я стоила?
Я закрыла за собой дверь, приказав себе сосредоточиться на том, что делаю. Нельзя было больше думать о Натане, о Фрэнке, о смысле жизни, ведшей меня от поражения к поражению, о лишних килограммах, которые прилипали ко мне, как магниты. Ох, как мне все это надоело! К тому же в квартире ни черта не было видно, так что я рассадила себе ногу о журнальный столик. Я длинно выругалась сквозь зубы.
Потом глаза понемногу привыкли к темноте. Слабый рассеянный свет проникал сквозь задернутые занавески, обрисовывая контуры мебели, в том числе и кресла, буквально призывавшего меня в свои объятия. И как же мне хотелось в него сесть! Как же мне все надоело!
Так же у меня получилось и с Рамоном! Чем я с ним занималась? Я трахалась с убийцей! Надо было бы ущипнуть себя, чтобы в это поверить! И мне ведь понравилось! Я, правда, удивлялась: что же это со мной случилось, что я не могла этого осознать и что мне хотелось еще. Мэри-Джо, умеешь же ты собрать всякого на свою голову. Все делаешь шиворот-навыворот, бедняжка!
«Совершенно верно, – пробормотала я сквозь зубы, направляясь к креслу. – Я не жду оваций».
Я рухнула в кресло, тяжко вздыхая. Оно стояло прямо напротив двери! Стратегически важная позиция. Очень удобное кресло. Я наклонилась вперед, чтобы помассировать лодыжки: они распухли. К вечеру всегда распухают. Это у меня уже несколько лет. Очередная моя голгофа, если можно так выразиться. Ноги у меня уже как столбы. Можно подумать, будто я прыгнула прямо в пчелиный рой.
Я выпрямилась, от души надеясь, что мне не придется проторчать здесь всю ночь, что Рамон вернется не на рассвете. Нет, ну надо же, этот козел хотел, чтобы я ему платила за то, чтобы он меня трахал! А сам платил, чтобы трахнуть Дженнифер Бреннен! Хотелось бы, чтобы от некоторых вещей меня иногда избавляли. Тогда все было бы несколько по-другому.
Вдруг я почувствовала, как что-то вонзилось мне в горло. Вероятно, именно это ощущает человек, когда его душат стальной проволокой. Будто шею перерезали и голова сейчас свалится на колени.
В следующую секунду я ощутила резкую боль в запястье, и револьвер упал к моим ногам.
Но даже прежде боли пришел леденящий ужас.
В коридоре, небрежно привалясь к стене, стоял Рамон и держал руку на кнопке выключателя. Он только что включил свет.
Затем Рамон подошел ко мне вплотную. Он наклонился, чтобы рассмотреть меня вблизи. Казалось, ему было смешно.
– Не затягивай так сильно, – сказал он. – Потихоньку. Она и так уже вся синяя.
С этими словами он ударил меня кулаком прямо в лицо. Я услышала, как хрустнул мой нос. Следующим ударом он вышиб мне несколько зубов. Это у него кастет был?
Когда я пришла в себя, на мне не было ни брюк, ни трусов. Руки мне связали за спиной. Рубашка была расстегнута, груди вытащили из лифчика. Я лежала на голой, утрамбованной земле. Меня изнасиловали, и явно не раз. Но было и еще кое-что похуже: мне было больно и трудно дышать.
Место это напоминало подвал. Когда Рамон увидел, что я очнулась, он схватил какую-то доску и ударил меня по голове.
Когда я опять пришла в себя, меня как будто кто-то тряс. Это на мне лежал какой-то мужик и трахал меня. Лица его я не видела. Когда он вышел, тут же навалился другой. Но не это было самым страшным. Я чуяла запах крови, и вовсе не из-за месячных, а потому что у меня была разбита голова.
Я хотела спросить у одного из трахавших меня парней, который час, но поняла, что мне заткнули рот кляпом. Меня уложили на что-то вроде матраса, руки подняли над головой и привязали к крюкам, вделанным в стену, а ноги – к вбитым в землю колышкам. Порой у меня темнело в глазах. Я чувствовала, как во рту перекатываются осколки зубов; мне удалось прижать их языком к щеке, чтобы не проглотить. Тут появился Рамон и стал избивать меня палкой. К счастью, он ее в конце концов сломал.