— Вы уверены, что сможете? — усомнилась она. — Ведь еще вчера у вас была высокая температура.
Ее забота заставляло Кигана нервничать. Он даже предпочел бы, чтобы Рен его боялась. Он не хотел ее опеки, как не хотел и сам о ней заботиться и беспокоиться.
Ее каштановые, с бронзовым отливом волосы рассыпались по плечам свободными волнами. Киган не мог оторвать взгляда от ее маленьких ушек и точеного носика.
— Со мной все в порядке, — сказал он угрюмо, вставая и отодвигая стул.
— Подождите, — попросила Рен. — Возьмите пальто моего отца. Оно теплее вашей куртки.
Киган подождал, пока она вернется с теплым и тяжелым пальто и парой перчаток с начесом. Он влез в пальто и натянул перчатки.
— Вот так-то лучше, — сказала она, снимая с его плеча невидимую пылинку.
Он замер от этого жеста, но Рен, кажется, не заметила его реакции.
— Будьте осторожны, — предупредила она. — Ступеньки обледенели.
Кивнув, Киган поспешно отодвинулся от Рен. Он не хотел признаваться себе, что ее прикосновение зажгло в нем новые чувства. Как не хотел и думать о том, что, несмотря на все его сопротивление, эта женщина будоражит его на каком-то очень глубоком, потаенном уровне. Его пребывание на этой ферме временное. И не надо поощрять ее ни в коем случае. Кигану никоим образом не хотелось причинять ей боль.
Но он все же сделал ошибку — обернулся и взглянул на Рен последний раз. Она смотрела на него, и на ее бледном, нежном личике застыло грустное выражение. Киган сжал челюсти. Его угрюмость убила всю радость ее рождественских приготовлений.
Промямлив слова благодарности за завтрак, он повернулся и вышел из кухни, со стуком за крыв за собой дверь. Странно, но этот деревянный барьер показался ему слишком тонким, что бы отгородиться от Рен и ее разочарования. Он предпочел бы что-то более прочное между собой и Рен Мэттьюс. Например, необъятную пропасть Большого каньона.
Рен выкинула остатки завтрака Кигана в мусорное ведро, боясь расплакаться. Господи, ну почему ей так плохо? Просто потому, что он едва притронулся к еде? Но ведь это совсем не означает, что он не оценил ее талантов хозяйки. Просто Киган был не голоден.
Она не спала всю ночь, вязала ему свитер, потом готовила завтрак, а он к нему едва притронулся…
Грудь Рен горела, ее душили слезы. Надо покончить с такой чувствительностью. Ведь Киган вовсе не отталкивал ее. Кроме того, почему это она должна беспокоиться о том, что думает о ней какой-то Киган Уинслоу?
Потому, что я хочу ему помочь, ответила себе Рен.
И поняла, что это правда. Долгое время ее занимали только собственные проблемы. Было гораздо проще жить в своем собственном замкнутом мирке, отгородиться от людей и жить отшельницей, чем преодолеть свои страхи и начать жизнь заново.
Киган Уинслоу заставил ее понять, что настало время отбросить жалость к себе и сосредоточиться на ком-то другом. За одно это она должна быть ему благодарна.
Конечно, Рен страдала. Она потеряла родителей и получила увечье на всю жизнь. А потом ее обманул заезжий проходимец. Но сейчас это было уже не так важно. Ей уже двадцать девять лет. Если она не перестанет себя жалеть сейчас, то когда же? Единственный путь к преодолению ее страхов — отбросить прошлое и жить настоящим. Она провела десять лет, жалея себя. Довольно.
Рен опустила руки в мыльную воду мойки и выглянула в окно. Она задумчиво смотрела на по крытую снегом и льдом землю во дворе. На про водах сидела парочка воробьев. Иней посеребрил ветви деревьев, а из-под снега кое-где пробивались ломкие стебельки замерзшей травы.
В конце концов Рен решила посвятить все ближайшее время подготовке к Рождеству.
Будет весело. Больше, чем просто весело, — чудесно. В ней росло позабытое радостное возбуждение. Да, она сделает праздник совершенно особенным для этого замерзшего душой незнакомца, который так нуждается в теплоте и заботе.
Но реакция Кигана на все ее усилия несколько разочаровывала и охлаждала ее пыл. Впрочем, чего она ожидала? Что он внезапно сбросит свою маску отчуждения и пустится в пляс? Или поприветствует ее бурными аплодисментами?
Глупая женщина, прошептала себе под нос Рен. Она перестаралась. Нельзя заставлять радоваться насильно.
Но она не должна сдаваться. Если уж кто и нуждается в рождественском чуде, то это Киган Уинслоу. Рен не знала его истории, не могла понять его страданий и боли, но та фотография, которая выпала из его рюкзака, и страшный шрам позволяли о кое о чем догадываться.
Рен сложила намыленные ладони. Она не знала точно, о чем будет молиться, но слова сами рвались наружу.
— Милый Боже, — произнесла она. — Пожалуйста, выведи Кигана из тьмы к свету.
И именно эти слова как нельзя лучше вы разили ее желания. Рен сразу почувствовала себя легче. Она не могла сказать, что с ней происходит, но впервые за долгие годы в ее сердце затеплился огонек надежды.
Быстро спускаясь по лестнице, Киган глубоко вздохнул. Морозный воздух обжег ему легкие. Но Киган только приветствовал боль, с легким сердцем принимая ее как наказание. Он должен был помнить о том, кто он такой и зачем появился в этом маленьком техасском поселке. Пока Хеллер не будет мертв или за решеткой, он не успокоится. И не сможет позволить себе провести канун Рождества в компании прелестной молодой женщины. Позволить себе такую роскошь будет прямым предательством Мэгги. Гибель его жены должна быть отмщена. И пока он не достигнет этой главной цели, остальная жизнь для него закрыта.
Самым страшным в Рен Мэттьюс было то, что она заставила его снова обрести надежду. До встречи с ней он думал, что все надежды его умерли вместе с женой и дочкой. И то неясное чувство, что начало зарождаться в самой глубине сердца, одно временно пугало и беспокоило Кигана.
— Тебе надо сосредоточиться, — пробормотал он. Дыхание вырывалось изо рта клубами белого пара. — Подумай о Хеллере.
Он знал, что этот человек где-то здесь, поблизости. Может быть, он приехал домой в отпуск. Хотя Хеллер и его брат выросли в южном Чикаго, оба родились в Техасе. И отец Коннора все еще жил в Стефенвилле, недалеко от фермы Рен. По этому Киган считал, что Хеллер уже почти у него в руках. Так близко он не подбирался к своему врагу еще ни разу за последние полгода. И все же сейчас он не в силах был что-либо сделать. Но это сейчас. Пока. А когда погода улучшится, восстановятся силы. Киган мог рассчитывать, что ураган и Хеллера заставил сидеть дома и не высовываться.
Хеллер был слишком осторожен. Он уже не раз ускользал из-под носа своего преследователя. Киган решил сделать все, чтобы на этот раз Хеллер не ушел. Теперь ему нужен был только разработанный план. Надо как-то выманить Хеллера из его убежища.
Покачав головой, Киган толкнул дверь сарая. Коровы встретили его дружным мычанием, выражая недовольство. Только часть из них лежала на соломе и мирно жевала жвачку.
Большинство нагревателей отключилось. Киган решил заняться этим немедленно. Глаза его тем временем осматривали сарай. Он нуждался в ремонте. Доильные агрегаты были старыми, а деревянные стойла перекосились. Крыша протекала, и струйки воды стекали по стенам сарая, кое-где превращаясь в сосульки. Лампы, освещающие помещение, надо было перевесить. Да и пара ведер краски тоже не помешала бы.
С таким небольшим поголовьем Рен вряд ли могла рассчитывать на большую прибыль, решил он. Кигану стало тревожно при мысли, что бедняга мучительно пытается делать работу, которая ей не по силам.