Она просто недостаточно сильна физически для такого рода работы. И ей очень нужна по мощь.
Он удивился, почему Рен так старается сохранить эту ферму. Со всех точек зрения было гораздо разумнее продать ее, чем вкладывать большие деньги в поддержание жизни в явно захиревшем предприятии. Киган пожал плечами. Возможно, у нее такое хобби — молочная ферма. Впрочем, для хобби здесь явно набиралось слишком много работы.
Как же она живет, эта Рен Мэттьюс? Разве у него есть время беспокоиться о Рен? Ни к чему хорошему это не приведет.
С этой мыслью Киган вышел из сарая и обошел его кругом в поисках баллона с газом. Слава богу, что у нее было два баллона. Перетащить их в сарай и подключить к нагревателю займет со всем немного времени.
Все эти операции заняли у Кигана несколько минут. Уже собираясь обратно в дом, он заметил нечто встревожившее его.
Свежие следы. Они четко отпечатались на снегу.
Он осторожно подошел поближе.
Следы были от большого ботинка, по крайней мере сорок пятого размера.
Хеллер носит сорок пятый размер, подумал он. Тише, Уинслоу, не спеши. Не стоит делать поспешных выводов.
И все же факт был налицо.
Следы вели через двор и направлялись прямо к окну гостиной.
Очевидно, ночью здесь кто-то побывал. Кто-то очень любопытный.
Кигана охватила волна ярости. Кто-то шпионил за Рен. Но кто? И главное, зачем? Он по чувствовал что-то похожее на ревность при мысли, что этот неизвестный смотрел, как она украшает гостиную, пока сам Киган спал.
Может быть, у Рен есть тайный поклонник. Слишком застенчивый, чтобы заговорить с ней. Или еще хуже. Некто знающий, что она живет од на и совершенно беззащитна. Это тоже возможно.
Кулаки Кигана сжались сами собой от нарисованной его воображением картины. Он повернулся и прошел по следам до самого леса, где они почти терялись в снегу. Но черт его побери, если он не узнает, кому они принадлежат! Это самое малое, что он может сделать для Рен, желая убедиться в ее безопасности.
Пробираясь среди поваленных стволов и кустарника, Киган временами терял след, но продолжал искать его, пока снова не находил.
Он прошел уже с четверть мили, когда болезнь дала о себе знать. Ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
Через несколько минут он продолжил свой путь, но вскоре его ожидал новый подвох. На этот раз подвели ноги. Они стали какими-то ватными. Теперь перед ним встал выбор: продолжать идти по следу или вернуться и помочь Рен с дойкой. И то и другое ему было явно не под силу.
Ты не можешь оставить Рен одну, Уинслоу, всплыла в его голове настойчивая мысль. Что, если этот любопытный вернется и не ограничится подсматриванием в окно?
Ему тут же вспомнилось, что он уже однажды оставил женщину одну, когда не должен был это го делать. Теперь выбора просто не оставалось.
Сдерживая дыхание, он пошел обратно по своим же следам, пока не вышел к ферме.
Он скажет Рен, что она забыла про нагреватели и коровы на время остались без тепла, а потом примется за дойку. Он решил пока не говорить ей о странных следах. Не стоит пугать ее.
Киган вернулся к дому и, хотя постучал в дверь, не стал ждать ответа и сразу вошел. Кухня была пуста. Где же Рен? Но потом из гостиной послышалось пение, и все стало ясно.
Рен напевала «Рождественские колокольчики».
Киган улыбнулся. Мэгги никогда не отличалась хорошим слухом.
Тут его улыбка исчезла. Это не Мэгги! Надо помнить об этом. Да, определенное сходство было. Обе они были добрыми, заботливыми, милыми и нежными. Но там, где Мэгги полностью зависела от него, Рен шла своей дорогой и не нуждалась в помощи, ни на кого, кроме себя, не полагаясь. Живя одна в глуши, в одиночку ухаживая за животными, она была готова пустить в ход ружье, защищаясь от вторжения незваных гостей. Мэгги и Рен были сделаны из одного теста, но жизнь закалила Рен гораздо сильнее.
Киган снова улыбнулся, вспомнив, с каким серьезным выражением лица она пугала его своей крохотной винтовкой. Вспомнив об оружии, он невольно потянулся к наплечной кобуре и «магнуму», которых там не было. Вот так. Рен все же удалось его разоружить. И это было свидетельство ее мужества.
Он остановился в проходе, ведущем из кухни в гостиную. Рен не заметила, как он вошел, увлеченная собственным пением. Она покачивалась на верхней ступеньке стремянки, придвинутой к елке, прилаживая на ее верхушку белого с золотом ангела.
Скрестив руки на груди, Киган наблюдал за этим.
Она и сама выглядела как ангел. Легкие пряди ее волос, казалось, взлетали, лицо светилось мягкой улыбкой. Она не из тех женщин у которых нет отбоя от кавалеров. Зато у нее было замечательное качество: к таким женщинам можно прийти, когда тебе больно.
Прекрати сейчас же, Уинслоу, приказал себе Киган. Прекрати!
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он не мог, не должен был ни в чем исповедоваться этой женщине. Даже представить себе такую возможность было глупо. Он должен зализывать свои раны в одиночестве.
Рен встала на цыпочки и наконец водрузила фигурку на верхнюю ветку.
Осторожнее, прошептал про себя Киган.
Она, должно быть, почувствовала на себе его взгляд, потому что обернулась, широко улыбнулась и подняла руку в приветствии.
— Киган!
Ее глаза так и лучились радостью.
Она подалась вперед, перенося весь свой вес на уголок тонкой железной ступеньки.
И ступенька не выдержала.
Рот Рен округлился, как маленькая буква «о». Она уронила ангела. Он упал на пол и закатился под елку. Она попыталась удержать равновесие, но колени подогнулись.
Киган бросился к ней через комнату, протягивая руки.
— Ой, — вскрикнула Рен.
Лестница под ней закачалась и рухнула. Рен взмахнула руками в воздухе, словно собираясь лететь.
Киган успел подхватить ее, и она упала ему на руки, словно зрелое яблоко с дерева.
Он посмотрел на нее.
Рен подняла на него глаза, быстро и отрывисто дыша.
Его глаза расширились, он не мог оторвать от нее взгляда. Киган прижал ее к себе еще крепче, словно боясь, что она исчезнет.
Ее запах, кружащая голову смесь яблок, кардамона, лаванды и ванили, заставила сердце Кигана сладко замереть.
Ее губы были похожи на влажные от росы лепестки розы. Нежный цветок, всего в нескольких дюймах от его губ. Мягкие волосы ласкали его кожу, ее грудь прижата была к его груди. Руки Кигана обвивали ее спину и бедра.
Он не ожидал, что это объятие так сильно его взволнует. Киган смотрел в ее лицо, застигнутый врасплох. Она привлекала его, тянула к себе как сильный магнит.
Глаза Рен, широко распахнутые и доверчивые, пьянили его сильнее вина.
Она не должна ему доверять. Никогда! Мэгги доверилась ему, и погибла! Ему нечего предложить Рен Мэттьюс. И никому нечего предложить, кроме злости, ненависти и жажды мести.
Она протянула ему руку помощи, когда он в этом нуждался. Он был ей очень благодарен, и это все.
Но какая-то часть его отчаянно хотела, чтобы все было по-другому. Чтобы он был свободен и мог связать свою судьбу с ней. Просто смешно. Он был связан, скован. Крепкими цепями прикован к прошлому, и убийца его жены и ребенка будет наказан.
Даже если бы смог отказаться от преследования Хеллера, Киган не мог представить себе их совместной жизни с Рен. Рен была хрупким, нежным существом, свежим, как весна. Киган же был холоден и жесток, как зимние морозы. Она — воплощенная невинность, он — грех и грязь. Рен верила, что люди добры и честны; Киган знал, что это не так.
Неважно, насколько разными они были, не важно, что ему хорошо удавалось прятать расту щее чувство к ней… Что-то светлое проснулось в его душе, нежное и оттого уязвимое. И это пугало его даже больше, чем перспектива прожить оста ток жизни в тоске и одиночестве. Он хотел защитить ее.