- Они ж теперь не отстираются, Антошка! – maman чуть не плакала. – Куртку только на помойку.
Я подошел к ней, чмокнул в лоб.
- Ма, ну, фигня вышла, - я развел руками. – Так вот получилось. С ребятами в парке мнениями не сошлись. Что ж теперь поделаешь-то?
Я зашел в ванную, скинул куртку, джинсы в тазик. Помыл руки, умылся.
- Ужинать будешь, хулиган?
- Буду!
Переоделся.
После ужина увлек maman в комнату, усадил на кровать, раскрыл перед ней сумку и вывалил деньги прямо на пол.
- Ой! – maman схватилась руками за лицо. – Ты кого-то ограбил?
Я засмеялся.
- Нет, мам, наоборот, меня попытались ограбить, - отмахнулся я. – Полечил одного человека и его жену. Они со мной расплатились. Четыре тысячи восемьсот сорок как одна копейка. Десять рублей я отдал таксисту за проезд.
- Так много? – maman не могла придти в себя, ошеломленно взирая на эту кучу денег.
- Болели сильно, - отрезал я. – Ма, убери их куда-нибудь, спрячь. И надо что-то придумать. Может, в сберкассу их положить на счет, может, дом в деревне купить или дачу?
- Ты только никому не говори, Антошенька! – maman всплеснула руками. – А то вмиг к нам воры залезут!
Я собрал деньги в сверток, сунул в руки maman, оставив себе триста рублей мелкими купюрами. Maman унеслась на кухню, а я взял с книжной полки анатомический атлас и маленькую деревянную шкатулку. Сел к себе, на диванчик, раскрыл шкатулку.
- Просыпайся, дружок! Хочешь скушать пирожок?
На следующий день, с утра пораньше, только я успел позавтракать, ко мне заявились «двое из ларца» - Устинов и Ершов. Оба хмурые и чем-то недовольные.
- Один? – поинтересовался Устинов прежде, чем зайти.
- И вам здрасьте, - я распахнул дверь. – Чай хотите?
Офицеры зашли, разулись, привычно направились на кухню. Я снова поставил чайник, достал бокалы, сахарницу.
- Тут такое дело, - Устинов выложил мою коробочку. – Твой перстенек-то непростой оказывается.
- В смысле?
- Ювелирное изделие аж начала 16 века. И знаешь, кому принадлежало?
- Кому?
Чайник вскипел, я между делом насыпал свежей заварки, залил кипятком.
- Прошу!
Офицеры налили себе чаю, насыпали по паре ложек сахару. Я поставил на стол вазу с мелкими сушечками.
- Римскому папе Александру Шестому, который до избрания звался Родриго Борджиа. Перстень твой оказался с ядом.
Я взглянул на него через призму магического зрения. Перстень выглядел как перстень, просто ювелирное изделие. Вся мертвенная серость исчезла напрочь.
- Вы его уничтожили? – спросил я. – В смысле, яд?
- Да, резервуар под камнем промыли, иглу отравленную задвинули обратно, - сообщил Ершов. – Только носить тебе его не советуем – с рукой оторвут.
- Или с головой вместе, - добавил Устинов. – Он стоит миллионы долларов… Ему место в музее.
И ядовито добавил:
- Может, сдашь его государству? Грамотку получишь от РОНО. Почетную.
Я закрыл коробочку, подвинул к себе:
- Пионер Вовочка нашел миллион рублей и отнес его в милицию. Плачущие отец и мать сказали, что гордятся сыном!
- Почему-то я так и подумал, - грустно улыбаясь, сказал Ершов. – Нет в тебе, Антон, никакой комсомольской сознательности!
- Нету, - я отнес коробочку в зал, убрал её в ящик, вернулся на кухню и продолжил. – Спасибо за помощь!
- Не за что, - ответил Устинов. – Ты про эту цацку никому не говори. Действительно, голову оторвут.
- Да понял я, понял!
- Молодец, что понял! тут такое дело, - Устинов расстегнул кожаную папку, развернул её, достал бумаги, ручку…
***
Потом они подвезли меня на служебной машине в город, предварительно шепнув про один хитрый адресок, находящийся неподалеку, назвали телефон, по которому, прежде, чем зайти в адресок, нужно было позвонить.
Я набрал номер из таксофона:
- Это от Дениса, мне кое-что надо приобрести!
- От Дениса Ивановича?
- Нет, Владимировича! – Устинов меня заранее предупредил об этой нехитрой проверке.
- Хорошо, заходите, - голос в трубке ощутимо смягчился. – Номер квартиры 45.
Дверь мне открыл длинноволосый накачанный блондин моего возраста в джинсовых шортах и белой футболке с логотипом «Мальборо» и ковбойской мордой в шляпе. Он оценивающе осмотрел меня, пожал плечами, буркнул: