Машина свернула на Старопосадскую, проехала мимо земляного вала (остаток защитных сооружений периода татаро-монгольского нашествия), вывернула на Рыбацкую. Здесь была зона домов частного сектора. Мы остановились перед металлическими воротами, водитель нетерпеливо раз, другой нажал клаксон. Ворота открылись. «Москвич» заехал во двор.
- Выходи! – скомандовал волосатик. – Глазенки можешь открыть!
Знал бы ты, что скоро твои глазенки закроются раз и навсегда, веселился бы по-другому! Я мысленно позлорадствовал.
- Пошли в дом! – волосатик меня сразу потащил к крыльцу, не давая оглядеться. Тем не менее, я успел увидеть, всё что хотел: маленький дворик с навесом, гараж, двухметровый забор из плотно пригнанных друг к другу досок, собачью будку, из которой выглядывала крупная морда какой-то авторитетной твари, ну, и собственно, дом – видимо, просторный, двухэтажный из белого кирпича с большими окнами.
- Пошли, пошли! – волосатик толкнул меня в спину, придавая ускорение. Я повернулся, перехватил его руку и рванул её в бок. Мужик слетел с крыльца, растянулся. Из будки выскочила псина – алабай, грозно рыкнул на меня, натянув цепь.
Волосатик вскочил, размахнулся.
- Еще раз попробуешь меня тронуть, убью! – спокойно сообщил я. Еще раз наложил конструкт «каменная кожа» - на всякий случай.
Я прошел через небольшую прихожую, в которой стояла куча всякой «уличной» обуви – от кирзовых и резиновых сапог до модных остроносых лакированных туфель. Разуваться не стал – принципиально. А вот волосатикпоспешно стал расшнуровывать кроссовки.
Я не стал его дожидаться, открыл дверь в дом и огляделся. Прямо передо мной располагалась кухня-столовая с печью-голландкой посередине. Слева был стол, за которым то ли завтракали, то ли просто пили чай два мужика в белых майках-алкоголичках и тренировочных штанах. Они обернулись и посмотрели на меня. Я чуть ли не присвистнул – столько всяких картинок на каждом: и спереди, и сзади, и по бокам, и на руках!
- Здоровья не желаю, - сразу сообщил я. – Доброго дня тоже. Кто меня звал?
- А что так?
Справа оказалась еще одна дверь, которая вела в комнату. Там стоял пожилой полный черноволосый мужчина в «адидасовском» спортивной костюме. Он демонстративно окинул меня взглядом с головы до ног.
- Ствола нет, пера тоже! – пискнул сзади меня волосатик.
- Меня зовут Шалва. Можешь меня называть дядя Шалва или Шалва Амвросиевич, - представился мужик из комнаты. – Это я хотел тебя видеть. Пойдём сюда.
Он развернулся, я пошел вслед за ним.
- У нас в обуви в доме не ходят, - буркнул мне в спину кто-то из сидящих за столом.
- Я заметил, - огрызнулся я. Мы прошли через зал в еще одну комнату.
- Присаживайся, - предложил Шалва. Я сел в кресло, вытянул ноги, демонстрируя старенькие кеды, в которых я бегаю каждое утро. Шалва поморщился.
- Зачем ты провоцируешь всех? – спросил он.
- Чтоб кто-нибудь мне повод дал вас всех убить, - честно ответил я. – А последний мне расскажет, куда мою мать спрятали.
- Не расскажет, - усмехнулся Шалва. – Здесь никто не знает, куда её отвезли. Кроме меня, разумеется.
- Значит, ты мне всё и расскажешь, - заявил я.
- Ты дерзкий, - спокойно заметил Шалва. – Для своего возраста.
- Это я еще спокойный, - осклабился я. – Внешний вид бывает обманчив. Отпусти мать и будем разговаривать. Или нужны доказательства моих способностей? Чтобы кто-то умер?
Шалва замолчал. Я тоже молчал, раскручивая внутри себя «хлыст» и держа наготове «дротик» и импульсы «некроэнергии».
- Я – вор, - вдруг сообщил он. – Из старых, настоящих воров. У нас не может быть семьи. Наша семья – община. Но у меня есть сын. Он сейчас здесь, в доме. У него рак печени. Он умирает. Я знаю, что ты колдун и можешь его вылечить. Вылечи его!
- Я не колдун, - спокойно ответил я с некоторой пафосностью. – Колдуны, ведьмы, ведьмаки – это другие. Я – маг! Ты мог подойти ко мне и всё рассказать! И я бы помог. А не так, похищать родных мне людей, выламывать руки…
Шалва развел руками:
- Я хотел, но видишь… Мало умных людей. Извини. Даю честное слово вора, что твоей матери ничего не грозит. Только вылечи Дато!
- Кого? – не понял я.
- Дато! Сына моего.
Я встал.
- Ладно, веди. Показывай!
Дато, тридцатилетний парень, лежал на кровати в комнате на втором этаже. Из-под простыни торчала одна голова. Кожа отливала неестественной желтизной. Воздух в комнате стоял тяжелый, какой бывает в больнице, где лежат тяжелобольные.