Поторопить Суркова, на которого мне жалуется прокатный пункт: гражданин Сурков полгода не возвращает взятое на месяц пианино. Почему только с этим тоже обращаются к нам в милицию? У проката есть для того свои инспекторы.
Позвонить в ЛТП — как там исцеляется наш Тулов? Заглянуть с Инной Ивановной к Виктору Чернову — как там наши «дети подземелья»? Поговорить с тренером Черепановым, пусть искупит свое опасное сходство с рецидивистом на стенде — может, организует для ребят спортсекцию во дворе?
Да, еще не забыть: заявление начальнику отделения. На этот раз мое личное заявление — три законных дня на свадьбу. Которая, как некогда красиво излагали в пригласительных билетах, «имеет быть состояться» у нас с Лекой — то есть с Ольгой Павловной Изотовой — в следующую субботу.
А пока — понедельник. Я сижу в кабинете и жду телефонного звонка. Вот и все.
Да, вам, наверное, еще интересно, чем закончилась история Юрия Сергеева? Так ведь это неважно. Неважно, чем эта история закончилась для Юрия Сергеева и для Сергеева Ильи. Важно, в конце концов, чем эта история закончится для вас…
Что же касается все-таки Юрия, то с ним — я уверен — все в порядке. Наше управление передало розыскное задание коллегам в далекий город на Волге с красивым названием Плес. Ребята там оказались толковые, пообещали сделать все возможное, а если надо — и невозможное, чтобы я наконец не в своем воображении, а наяву услышал голос Юрия Сергеева. Хотя бы для начала — по телефону.
И вот понедельник, утро. И я сижу и жду звонка. При этом я немножко волнуюсь, конечно, но волнуюсь как-то спокойно. Версия моя четкая. Я убежден — безошибочная.
Вот и зазвонил телефон. И я снял трубку. И сказал:
— Сергеев слушает.
Больше я не сказал ничего. Это был не Плес, это звонил Владимир Куликов. Он мне сообщил такое, что я — жалкий Илья Шерлокхолмсович, бездарный Мегрэ Петрович, самоуверенный Пинкертон Сергеев — выслушал его с открытым ртом, потом рот закрыл, трубку положил, надел фуражку и вышел.
Все члены институтского «штаба», организованного для поисков Сергеева, были в полном сборе: начальник отдела, групповод Крутых, Володя Куликов, начкадров и Алла Владимировна. Был здесь еще и Троилов.
Но главное, кроме всех них, здесь был Юрий Сергеев. Живой-здоровый. Только чуть небритый. И не такой импозантный, как на фотографиях, где я его видел. Ростом поменьше, фигурой помельче.
В первую минуту моего появления члены «штаба» не заметили меня и продолжали свое шумное собрание.
— Ну, учудил ты, Сергеев, учудил! — укоризненно гудел начкадров.
— Мог же как-нибудь нам сообщить! — возмущался Крутых.
— Никакого внимания и чуткости к товарищам! — всплескивала руками Алла Владимировна.
Первым заметил меня сам Юрий. Пригляделся внимательно. Улыбнулся.
— Это, наверно, вы?
А вот улыбка у него была симпатичная. И голос точь-в-точь такой, каким я его слышал в наших беседах.
— Да, наверно, это я, — улыбнулся я ему в ответ.
Все стали наперебой объяснять случившееся. Их прямо распирала информация, и они спешили ею поделиться со мной.
— Его Сидоров в командировку послал!
— Сидоров ему ночью домой позвонил — у наладчиков чепе!
— Вот Сидоров его и послал всё увязать, а то наша премия — целого института — сгорит!
— Ну, учудил Сидоров, учудил!
Я был растерян. Я был подавлен, смят.
— Так-так… — Я все же еще спросил с вялой надеждой. — А… Плес?
— При чем тут Плес? — удивился Юрий.
— Да не в Плесе эти наладчики, а в Семидольске, — вмешался Крутых. — Там по нашему проекту колоссальный химкомбинат воздвигают, а наладка — их, а авторский надзор — наш…
Крутых увлеченно объяснял всю грандиозность строящегося комбината и всю хитроумность ситуации, когда налаживают одни, а надзор осуществляют другие, и поэтому… Но я не слушал его, я тоскливо думал о том, что Юрий даже не понял, к чему тут был упомянут Плес. Его родной, его любимый Плес, существование которого я выявил путем столь сложных психологических поисков… И его побег туда, в далекое детство, который я тоже вычислил путем дедукции и индукции, основанной на моем большом профессиональном опыте и тонком знании человеческой психологии… Молодец, Илья Петрович, большой ты умница, очень крупный знаток!
Мое мысленное самобичевание прервал Юрий.
— Послушайте, а чего вы вообще всполошились? Что за паника? При чем милиция?