— Мы? Подлизы? — благородно оскорбился Лешка. — Вот так всегда: раз в жизни скажешь правду — так тебе, конечно, не верят!
Паша почуял, что гроза миновала, и завершил операцию:
— Да нет, Люсь, ну честно, без булды, — шикарно!
— Что шикарно? — вяло сопротивлялась Люся. — В пятницу банкет у Мананы, так вот она будет шикарна. Ей Гоги из Брюсселя вечерние брюки привез!
Манана Горгуладзе была ближайшей подругой и многолетней душевной болью Люси. Некто вроде дочери миллионера Вандербильда — извечной соперницы людоедки Эллочки. Нет, конечно, муж Мананы, скромный советский работник госбезопасности, не мог соревноваться по части капитала с заокеанским миллионером. Но все же и он время от времени выезжал за океан по долгу чекистской службы: сопровождал в зарубежных гастролях местный симфонический оркестр. Результатом этих вояжей было обеспечение полного порядка и спокойствия гастролирующих советских артистов, а также обеспечение подруги жизни Мананы продукцией иноземной легкой промышленности. Но главное угнетающее отличие тандема Эллочка-Вандербильд от Люся-Манана заключалось в том, что Эллочка, как известно, соревновалась с Вандербильдихой заочно, созерцая ее умопомрачительные наряды лишь на журнальных картинках, а Люся вынуждена была непосредственно лицезреть выставку достижений зарубежного народного хозяйства, демонстрируемую Мананой на встречах праздников, юбилеях, вернисажах. Вот и снова в пятницу этот банкет, эти вечерние брюки из Брюсселя…
Нет, только Алексей Павлович с его глубоким знанием жизни и тонким пониманием женской души мог спасти ситуацию. И он спас.
— Брюки, конечно, хорошо, — усмехнулся Алексей Павлович. — А куда твоя Манана денет свои ноги?
Что может доставить большую радость женщине, чем неприкрытая правда о ее ближайшей подруге? Ноги у Мананы действительно не были совершенством. Скажем больше, они были весьма несовершенны: у них был недостаток длины, не компенсируемый избытком толщины. Намек Алексея Павловича был бальзамом для израненной костюмным соперничеством души Люси, и она довольно хихикнула.
Алексей Павлович немедленно закрепил успех.
— В общем, выглядишь ты, Людмила, — хоть нынче под венец!
— Спасибо, но уж второй раз я такой глупости не сделала бы. А вот вы, папа, если надумали, пожалуйста!
— Что я надумал? — не понял Алексей Павлович.
— Жениться. Вы ведь сами при народе объявили.
Нет, все-таки женщины — народ неблагодарный. Или, как минимум, неразумный. Он ей — бальзам на душу, а она ему в ответ — соль на рану!
Паша попытался выправить положение.
— Люсь, — засмеялся он, — что, батя глупей тебя? Он же не камикадзе: сегодня — в загс, а завтра — на пенсию!
Нет, и сын оказался не деликатней невестки. Ничего себе, выручил! Алексей Павлович крутнул головой и встал.
— Чтоб ты знал, Паша, камикадзе — это самоубийца. А я, Паша, еще только жить собираюсь!
И вышел из комнаты.
Все озадаченно глядели ему вслед.
— Ну, папа, у тебя и юмор! — возмущенно сказал Лешка.
И выбежал за дедом.
Он догнал его уже на улице. Алексей Павлович шагал так размашисто, что Лешка еле поспевал за ним.
— Дед! Ну постой, дед… Ты куда?
— За пивом, — не останавливаясь, сообщил Алексей Павлович.
— Нет, ну правда, куда? Ну постой… Ты обиделся?
— Я? На что?
— Ну что они сказали, что ты вроде старый…
— А чего ж на правду обижаться? Все верно: они молодые, ты — вовсе юный, а я — уже старый.
— Да какой ты старый? Академик Зелинский в восемьдесят лет женился и еще ребенка родил!
— Кто-кто? — дед наконец остановился.
— Зелинский, академик, который изобрел противогаз. Нам химик рассказывал, когда углекислоту проходили. Вот это, говорит, ученый! Мало того что — противогаз, так еще и женился, и родил… Вот это, говорит, сила духа!
— Чего? А-а, ну да, сила… духа…
Дед замолчал, предпочитая не развивать эту деликатную тему.
А внук снова принялся его жарко убеждать:
— Нет, ты правда не расстраивайся! Они же не хотели тебя обидеть, просто все неожиданно…
— Что неожиданно?
— Ну что ты жениться решил.
Алексей Павлович даже застонал:
— О-о! Да кто решил? Кто жениться? Да я… я ж еще даже противогаз не изобрел!
Он усмехнулся и пошагал дальше. Но Лешка не отставал, следовал за ним вприпрыжку, успокаивая:
— Ну и ладно, ну и не решил, ну и не надо… Но только, дед, ты сейчас куда? Куда ты идешь, а?
— Да за пивом я иду, за пивом! — Дед для убедительности выхватил из кармана авоську и потряс ею. — Пиво чешское в «Поплавок» завезли, понимаешь?