Дав обещание, Илья Ефимович не выполнил его, попытавшись уговорить Фролова, что все равно вот-вот сдадут новое общежитие. Дав твердое обещание, Илья Ефимович умчался в зарубежную командировку: никто лучше него не умел уговаривать заказчиков подождать со своими дурацкими сроками. Самое последнее обещание Беленькому помешал выполнить вечный соперник первый зам Чубарев, приковав его в конце квартала к цехам, заваливавшим план. А уж дав Фролову клятву, Илья Ефимович уехал в отпуск — заслужил.
Вчера, в субботу, он вернулся, и мрачный Фролов водил утюгом по брюкам, прокручивая в уме схему последнего решительного разговора с руководящим другом в понедельник.
В дверь постучали. Он поспешно натянул недоглаженные брюки и пошел открывать. Это была возмущенная Лариса Евгеньевна с каким-то плакатом в руках.
— Вот! Полюбуйтесь! Только что сняла с двери «красного уголка».
Фролов удивленно глянул: на плакате был изображен он сам, довольно похожий, в тельняшке, клешах, со шрамом через щеку, в пиратской косынке на голове и с большим рупором, из которого вылетали одни восклицательные знаки. Под рисунком имелись стихи:
— Ага! — Лицо Фролова потемнело. — Кто художник?
— Это Лаптева! — уверенно заявила Лариса Евгеньевна. — Я вас предупреждала, эта Лаптева…
— Лаптева так Лаптева, — перебил он. — Давайте эту художницу!
— Сейчас, сейчас… А стихи — это точно Зелинская…
— Давайте обеих! — скомандовал Фролов. — И срочно соберите совет общежития!
Сладкий послеотпускной воскресный сон замдиректора Беленького был прерван разрывающимся звонком. Фролов звонил у кожаной с металлическими звездочками двери не отпуская кнопку, пока не выглянул испуганный Илья Ефимович в полосатой пижаме.
— Собирайся! — опередил все его вопросы Фролов.
— Куда? — сонно протирал глаза Илья Ефимович.
— В общежитие. Люди ждут.
Из глубины квартиры донесся голос жены Ильи, тихой женщины Сонечки, посвятившей свою жизнь делу домашнего служения своему кипучему мужу.
— Что случилось, Илюша? Кто там?
— Не волнуйся, Сонечка, это наш Витенька! — крикнул Илья Ефимович, все еще не впуская Фролова в квартиру. — Ему в воскресенье не спится, так он решил и нас разбудить. Ты же его знаешь, он у нас весельчак!
— А-а, — отвечала жена, — здравствуй, Витя! Заходи, я сейчас оденусь…
— Спасибо, Соня! — крикнул Фролов. — Не хлопочи, я только на минутку.
— Да-да, — подхватил Илья Ефимович, — он только заскочил, пошутил и пойдет дальше.
Фролов сгреб друга за пижаму и сказал негромко, но внятно:
— Целое лето ты кормил меня обещаниями. Теперь всё! Сейчас пойдешь со мной и сам лично пообещаешь людям. Последний раз и с точными сроками.
— Пусти, щекотно! — отбивался Илья Ефимович. — Никуда я не пойду!
— Не пойдешь — понесу!
Фролов не выпускал Илью из железной хватки. И по глазам его было видно, что этот выполнит свою угрозу — понесет.
Илья Ефимович обмяк и сказал покорно:
— Дай хоть одеться.
Фролов выпустил его. Илья Ефимович пошел в квартиру. Фролов неотступно, как статуя командора, двигался за ним. На пороге комнаты Илья Ефимович не удержался и шепнул другу с привычной игривостью:
— Только, Витенька, уговор: Сонечке ни слова, что мы идем к девочкам. Она этого почему-то страшно не любит!
Илья вел свои золотистые «Жигули» очень ловко, с лихим пижонством. Но Фролов на это не реагировал, мрачно глядел вперед, и только вперед.
— Ай-яй-яй, — укорял Илья, — я думал, устрою друга детства на хорошую работенку, он мне спасибо скажет, а он… Ни сна тебе, ни отдыха! Не-ет, Витенька, уволю я тебя, в шею выгоню.
— Вот тогда я тебе и скажу большое спасибо! — пообещал Фролов. — А пока не уволил, я тебя предупреждал: покоя от меня не жди — я человек морской!
— Ты человек тупой! Не можешь усвоить простую истину: мы сдаем новое общежитие весной…
— До весны доживем, — перебил Фролов. — А сейчас выполняй обещания — или у тебя будет веселая жизнь!
— Ви-тя, — простонал Илья, — ты ребенок! За срыв на главном корпусе генеральша даст мне по шее, за склады — вмажет по спине, за реконструкцию цехов — двинет мне еще ниже… А за общежитие — максимум на ковер в фабком. Разумно.