Нина вторила его речам тихими всхлипами.
— Я похудел, — тоскливо продолжал Гурам, — я осунулся, у меня плохое рабочее настроение… Но это еще не самое главное.
— А что самое главное? — спросила Вера.
— Понимаете, — доверчиво сообщил он, — я грузин.
— Я знаю, — кивнула Вера.
— Нет, вы не знаете. Для грузина дом — это стол. Приходят мои друзья, приезжают мои родственники… За каким столом я подниму бокал за их здоровье и благополучие? Это мой позор, понимаете! Вот почему я возвращаю мою любимую жену Нину Александровну.
В знак окончания печальной поэмы своей семейной жизни Гурам встал и надел шляпу.
— Гурамчи-ик! — тоже вскочила Нина.
Вера ласково, но твердо усадила ее за плечи.
— Что же ты, Ниночка, я ведь тебе в свое время говорила… Нет, он-то, конечно, ведет себя как феодал недобитый: «возвращаю жену», «не возвращаю»…
— Минуточку! — вскинулся Гурам.
— Уж теперь вы меня минуточку послушайте! Так вот, Нина, конечно, он феодал, — с нажимом повторила Вера, — но в чем-то он все-таки прав.
— Видишь! — обрадовался Гурам.
Вера, не реагируя на него, продолжила:
— И ты зря отмахивалась, когда я тебя предупреждала. А дом — и не только грузинский — он на женщине всегда стоял и держался.
— Замечательно сказали! — воскликнул Гурам. — Нина, ты слышала, что сказала твоя умная подруга? Ты запомнила?
— Слышала-а, — всхлипнула Нина. — И запомнила-а…
— Тогда пойдем, — сказал Гурам.
— Куда? — удивилась Вера.
— Домой!
Гурам взял Нину за руку. Но Вера решительно их руки разняла.
— Нет. Вы ее вернули. Я ее приняла.
— Как?!
— А так. Ваш брак — это мой брак. Брак в моем деле. Приходите за Ниной недели через две. Она будет мастером кулинарии.
— Зачем? Я уже пригласил маму из Зангезури, мама научит…
— Нет, — твердо повторила Вера, — свой брак я всегда исправляю сама. Нина остается.
Гурам опять сорвал с головы шляпу и беспомощно закипятился:
— В чем дело? Я муж или не муж? И я прав или неправ?
— Вы муж, — спокойно подтвердила Вера. — И вы правы. А Нина неправа.
Гурам был окончательно сбит с толку.
— Вы говорите: неправа, и я говорю: неправа! Так в чем же дело?
— А в том, — Вера улыбнулась, — что — французы как считают? — если женщина неправа, первым делом надо попросить у нее прощения!
И снова гремел в общежитии Свадебный марш. И снова из всех окон всех пяти этажей махали руками и выкрикивали добрые пожелания новобрачным, двум «верстам коломенским»: Галине и Семенову.
Хотя богатырь прапорщик действительно был двухметрового роста, Галина все никак не могла избавиться от своей многолетней привычки — сутулилась. Но сейчас даже это не могло испортить ее, похорошевшую от счастья. С алыми розами в руках и в длинном платье невесты, не белом, правда, — годы все же не те.
Свадебная процессия торжественно проплыла по осенней аллее от подъезда к машинам, увитым лентами. Галина обняла Веру, так что невысокая подруга уткнулась носом в ее грудь, и они зашептались в прощальном порыве слез и улыбок.
Наконец невеста оторвалась от Веры, уселась в машину. За нею, сложившись в три погибели, втиснулся жених Семенов.
Из окон общежития махали и кричали девушки.
Вера стояла и дольше всех глядела вслед удалявшимся в новую жизнь по бесконечной дороге осенних листьев.
ЗИМА
Белым заснеженным утром общежитие бежало на работу. Бежало и потому, что, как обычно, припаздывало, и потому, что подгонял крепкий морозец. Но в этом утреннем потоке разговоры и смех по-прежнему не смолкали, хотя девушки и кутались в шубки, прятали носы в воротники, притопывали на бегу сапожками.
Ох уж эти сапожки… Они просто не давали спокойно спать вахтерше тете Зине! Она еще как-то переносила то, что давно уже ткачихи — особенно те, кто помоложе, — не делали различия, в чем ходить на работу по будням, а что прилично светлому воскресенью. Шубки, модные пальто, даже дубленочки — с этим тетя Зина, так и быть, смирилась. Но сапожки, такие ладные, так нежно облегающие стройные девичьи ножки — ну как можно их таскать почем зря каждый день?! «Да я б такую обувку, — причитала тетя Зина, — мыла, протирала и в мешок клала!»
Самые молоденькие девчонки — а в основном именно они щеголяли такими сапожками — смеялись: один раз живем, тетя Зина, на том свете все босиком гулять будем! На что им тетя Зина твердила одно: «Вы еще сами и не жили, и своего не нажили, а только мамкино проживаете!» На это тете Зине тоже лихо отвечали: ничего, скоро и сами заработаем! И верно, зарабатывали. Однако получалась вот какая штука: сапожки, купленные на свои заработанные, носились куда реже и бережней.