Поздравлениями дело, естественно, не ограничилось. За поздравлениями последовали непременные подарки. За подарками — застолья, банкеты, посиделки. «Мужской день» утвердился по всей стране. Есть мнение, что этот праздник лукаво протащили в жизнь мужчины в качестве компенсации за эмансипацию. Есть и противоположное мнение, что изобрели и утвердили его сами женщины с хитроумной целью: обласкать и одарить мужчин в преддверии своего Женского дня, чтобы в этот день вернуть себе поздравления и подарки сторицей. Но скорее всего, постарались тут и те, и другие — обе, как говорится, «заинтересованные стороны», ибо действительно интерес общий: возможность получить еще один праздник в суете буден.
Впрочем, этот праздник еще впереди. А Новый год уже вот он, и хозяйки активно к нему готовятся по комнатам и кухням, гости нетерпеливо топчутся в вестибюле, а комендант Фролов с воспитателем Ларисой Евгеньевной озирают праздничное убранство актового зала.
Фролов пару раз щелкнул выключателем, зажигая и гася разноцветные лампочки на елке, и удовлетворенно заключил:
— Люкс!
— Красиво, — согласилась Лариса Евгеньевна. — И безопасно. Пожарный надзор проверил проводку и украшения, дал «добро». Дружинники у нас свои — комбинатские, а милицию я поставила в известность.
— О чем? — не понял Фролов.
— Как о чем? О встрече Нового года.
— Молодец! — одобрил Фролов. — А то б они… там в милиции… и не знали бы про Новый год.
— Неостроумно, — сухо сказала Лариса Евгеньевна. — Я не вообще сообщила, а про то, что в общежитии проводится встреча. Они обязаны знать. На всякий случай.
— А если никакого случая? Может такое быть?
— Может, — без особой уверенности кивнула Лариса Евгеньевна.
И пошла к магнитофону. Фролов наблюдал, как она изучала наклейки на кассетах.
— «Бони М»… «АББА»… «Чингисхан»… Мда-а, поздновато, конечно, а надо бы уточнить: о чем поют? Смысл текста?
— Какой там «смысл», — усмехнулся Фролов. — Сплошное «ай лав ю».
— Да? А один мой… хороший знакомый, — сказала Лариса Евгеньевна с ударением, — владеющий зарубежным языком, говорит, что не так уж там всё безобидно. Кроме любви, они поют и про отвратительную власть денег и, я извиняюсь, про секс… Наш молодежный контингент может не так понять.
— А как понять, — удивился Фролов, — без языка?
— Действительно, — несколько успокоилась Лариса Евгеньевна, — язык у нас, слава богу, в объеме школьной программы.
Вера — в халатике и шлепанцах на босу ногу — вбежала в комнату, неся на вытянутых руках блюдо со своим фирменным пирогом.
— Успела! — облегченно сообщила она. — Теперь еще намазаться…
Она поставила пирог на стол, метнулась к полочке с косметикой, но вдруг снова вернулась к пирогу и тревожно принюхалась:
— Подгорел, что ли?.. Дымком тянет…
Нет, дымком тянуло не от пирога. Милочка, сидевшая перед зеркалом к Вере спиной, что-то поспешно спрятала в тумбочку. Вера подлетела и выхватила у нее блюдце с торопливо загашенной сигаретой.
— Ты куришь?! — изумилась она.
— А что? Нельзя? — с вызовом отвечала Милочка.
И развернулась на табуретке от зеркала. Вера изумилась еще больше, просто ахнула: лицо Милочки было размалевано косметикой, брови выщипаны, губы пламенно алели, как минимум вдвое увеличенные помадой.
— Ты что с собой сотворила?! — закричала Вера.
Из-за дверцы шкафа выглянула переодевавшаяся Ирина. Она тоже была неузнаваема: вместо обычной чопорной сухости по лицу ее бродила легкомысленная улыбочка.
— Чего ты шумишь? — не без игривости спросила она. — Мы сделали Милке макияж лица. По Диору!
Вера пригляделась к обеим.
— Девчонки! Вы уже выпили!
— А что? Нельзя? — повторила все с тем же вызовом Милочка.
— Новый год, Новый год, веселится весь народ! — пропела Ирина.
Вера молча швырнула в мусорное ведерко окурок вместе с блюдцем, потащила Милочку к умывальнику и сунула ее головой под кран. Девчонка истошно вопила. Но Вера, не обращая внимания на вопли, железной рукой отмывала ее личико.
Ирина поскучнела и сказала:
— Оставь Милку в покое. У нее беда.
Вера в испуге выпустила Милочку.
— Какая беда?
— Володька с Новым годом не поздравил, — объяснила Ирина.