Илья Ефимович тоже приехал на сдаточный объект, и Фролов, оживленно жестикулируя длинными ручищами, почему-то кричал ему, будто тот был глухой:
— Квартиры со всеми удобствами, со своей кухней, это, конечно, блеск! Общая кухня — это ж рассадник всех психологических конфликтов… Хотя тебе не понять!
— Где уж мне уж, — кивал Илья, пряча довольную ухмылку.
— Но вот со стиркой решим так. Нечего трепыхаться в ванных, даже в отдельных. Оборудуем прачечную, машины завезем, я на выставке видал автоматы, чудо что вытворяют!
Илья все кивал и улыбался его кипучим речам.
— Теперь — мебель. Это мне девчата подсказали. Зачем всюду стандартные кровати? Можно в каждой комнате одну кровать и один диван. Уютнее будет, по-домашнему.
Илья хотел что-то возразить, но Фролов опередил его:
— Деньги? Ага, понимаю. Но и ты пойми: сэкономишь на общежитии — погоришь на текучке кадров!
Илья слушал-слушал старого друга и вдруг ласково так улыбнулся:
— Витюша, солнце мое, а я ведь твою просьбу выполнил.
— Какую просьбу? — остановился Фролов.
— Ну насчет того, чтоб вырвать тебя из этого… гарема. Нашел тебе хорошее местечко в ДОСААФ. Спокойное, достойное настоящего мужчины.
Фролов посмотрел на него долгим взглядом, вздохнул:
— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие!
И размашисто пошагал дальше.
Во дворе, расстелив на земле полотнище, Лариса Евгеньевна — в перепачканном комбинезоне — выводила большой восклицательный знак свеженаписанного алой краской на белом фоне призыва: «Сдадим наш общий дом в досрочный срок!»
Фролов вышел из подъезда, постоял за ее спиной, понаблюдал за работой.
— Хороший почерк, — одобрил он.
— Ой, как вы меня испугали! — подпрыгнула Лариса Евгеньевна. — Нравится, да? — И заявила с гордостью: — Воспитатель должен уметь делать все!
— Да уж, — Фролов окинул глазом этаж и здания, — делов нам теперь всем хватит. Это не то что бывшая хибарка.
— Вот именно, — оживилась Лариса Евгеньевна. — И меня очень беспокоит главное.
— А что — главное?
— То, что здесь будут жить одновременно и мужчины, и женщины!
— Не понял…
Лариса Евгеньевна посмотрела на него с жалостью, как на несмышленыша.
— Зато я уже все поняла. И все продумала. Даже планчик набросала, потом покажу.
— Какой… планчик?
— Очень простой. Но с гарантией! Делаем так: мужские этажи — нижние, женские — верхние. Во-первых, пусть теперь женихи попробуют залезть на седьмой этаж или хотя бы камешек добросить! А во-вторых, мы одну лестницу перекроем, а на другую — вахтер и дружинники. Круглосуточно!
Фролов, с неподдельным интересом выслушал ее вдохновенный план. Подумал, предложил:
— Лариса Евгеньевна, присядем-ка на минутку.
— Присядем, конечно, нам столько нужно обсудить.
Они сели на ящики у подъезда.
— Я давно хотел вас спросить, Лариса Евгеньевна, — осторожно начал Фролов, — откуда вообще-то берутся воспитатели в общежитии? На них что, учат где-нибудь?
— Чтобы! — воскликнула она. — Этому не научишь, это только призвание.
— А-а… Ну а все же откуда они — воспитатели?
— Да кто откуда. Из бывших педагогов, из комсомольских работников, просто из активистов. Еще жены военных — муж в город переведен, а ей ведь тоже где-то нужно работать… В общем — по-разному.
— Ясно, — Фролов спросил еще осторожнее. — А вот, например… вы к этому как пришли?
— Я как раз из активистов, — с удовольствием сообщила она. — Работала ткачихой, жила в этом же общежитии, занималась общественной работой… И меня выдвинули.
— Ага, выдвинули, — кивнул Фролов.
Что-то в его тоне насторожило Ларису Евгеньевну, она забеспокоилась:
А почему вы, собственно, интересуетесь? Я люблю свое дело!
— Любите, конечно, — вздохнул Фролов. — Но я вот чего думаю: может, любить — это еще маловато? Может, надо еще уметь?
— Что?! — Она вскочила с ящика, — Я первая прихожу в общежитие и последняя из него ухожу! На мне огромный объем работы, на мне — всё, буквально всё — только на мне!
— Вот это меня и пугает, — задумчиво сказал Фролов.
От возмущения Лариса Евгеньевна потеряла дар речи, передернула плечом и пошла прочь, задев ногой банку. Алая краска растекалась по белому полотнищу, заливая бодрящий призыв о сдаче общего дома «в досрочный срок».