— Тридцать пять. Только это не сестренка, а мама.
— Кто-о?
— Мама, — спокойно объяснил Темка. — Она потерялась. Скажите ей, пожалуйста, пусть она сюда придет.
Дежурная медленно приходила в себя.
— Мама потерялась? А может, все-таки потерялся ты?
Темка немножко подумал и помотал головой:
— Нет. Если бы я потерялся, так мама бы меня по радио объявляла. А раз я ее по радио объявляю, значит, она и потерялась.
— Точно! — подтвердил сибиряк и даже повеселел. — Самостоятельный ты парень! А вот мамаша у тебя не больно самостоятельная…
— Она самостоятельная! — обиделся Темка за маму. — Просто каждый может потеряться.
— Потеряться — это да. А вот найтись… В школу ходишь?
— Завтра пойду.
Сибиряк смерил Темку взглядом:
— Женька мой тебя бы сборол. А вот найтись…
Дежурная, находившаяся до сих пор в затруднительном раздумье, решительно мотнула головой.
— Хорошо! — И еще раз повторила: — Хорошо! — И сняла трубку: — Аня? Объяви по общему… Только не удивляйся…
И, перекрывая гул магазина, на всех этажах зазвучал строгий голос:
— Рыбакова Галина Сергеевна, тридцати пяти лет, зайдите в комнату матери и ребенка! Там вас ожидает сын.
Идти с Темкой по улице было просто невозможно! Мало того что мама Галка была нагружена своими сумками-пакетами как ломовая лошадь, так еще Темка на каждом шагу спотыкался и его приходилось подхватывать, чтобы он не расквасил нос. А спотыкался он потому, что не смотрел под ноги, а таращился на все вывески, плакаты, объявления и афиши, попадавшиеся на пути.
— Союз-пе-ча-ть! — прочел Темка и чуть не врезался в чей-то живот.
— Га-ст-ро-но-м! — и споткнулся о бровку тротуара.
— Па-рф-юм-ер-ия! — и налетел на фонарный столб.
Мама Галка еще добавила, как смогла, занятой рукой ему по затылку:
— Перестань, люди уже шарахаются! Мало тебе, что опозорил маму в магазине!
— Я тебя не опозорил, — объяснил Темка. — Я тебя нашел.
Он даже немного обиделся и дальше пошел опустив глаза, не обращая внимания на вывески и огорченно думая свою думу. Дума эта была про то, что взрослые все-таки какие-то очень странные. Сначала учат, учат человека читать, стараются, радуются, когда у него начинает это получаться. А когда уже человек научился, сами же на него кричат.
Но думал он это все не очень долго. Вывески и плакаты снова привлекли его внимание, и он опять стал их читать, только уже тихо шевеля губами, чтоб мама Галка не заметила. Так он читал, читал, пока одна афиша не поразила его настолько, что он забыл об осторожности и потащил маму за руку к афишному щиту.
— Мам, мам! Смотри, что написано! «Хор учителей»! Мама, разве учителя поют хором?
— Поют, раз написано.
— А моя учительница тоже поет?
— Возможно.
— Прямо приходит в класс и прямо поет?!
Мама Галка опешила:
— Да нет! Они поют после школы. В нерабочее время. Ты что, не понял?
— Не понял, — признался Темка и попросил: — Мам, а как все будет в школе, расскажи, пожалуйста?
— Сыночка-косыночка-а! — простонала мама Галка. — Ты меня об этом уже сто двадцать раз спрашивал! И я тебе уже двести сорок раз отвечала!
— Ты извини меня, мама, — серьезно сказал Темка. — Просто я очень-очень волнуюсь.
Папа Андрей и мама Галка метались навстречу друг другу из угла в угол маленькой комнатки редакции, и Темка удивлялся, как они в такой тесноте не сталкиваются. А ведь они не только бегали из угла в угол, но еще и ссорились и спорили при этом.
Мама Галка кричала, что всегда и всё делает и должна делать только она, она и еще раз она. Но ее на всё не хватит, она же не может разорваться на сто дел. А если и разорвется на сто, то еще двести останутся несделанными. Кто, например, подстрижет ребенка? Кто пойдет на почту за посылкой?
А папа Андрей в ответ кричал, что все это сделает он, он и еще раз он. Но только не сейчас. Потому что сейчас у него очень срочная и очень нервная работа. И все остальные дела он может делать только после того, как сделает свою работу.
Прекрасно, возмущалась мама Галка, а она, значит, безработная, она, выходит, бездельница, она, получается, просто тунеядка…
Но тут в дело вмешался Темка. Он терпеть не мог, когда мама с папой ссорились или, как говорила бабушка Наташа, «выясняли отношения». Поэтому сейчас он делал вид, что не слушает их перепалку и даже отвернулся от них к стене, которая была покрыта, как обоями, вырезками из журналов, фотографиями и рисунками. Тема их разглядывал, а сам искал повод вклиниться в родительский разговор. И нашел. Он залез на стул и дотянулся пальцами до шаржа-портрета, в котором узнавался папа Андрей с улыбкой от щеки до щеки.