— А помнишь, ты тогда говорила «сыска» и «саска» вместо «шишка» и «шашка»?
— А помнишь, как на Новый год я была Красной Шапочкой, а ты Серый Волк и ты не хотел меня съесть?
— А помнишь, как ты ревела, когда у тебя бант на майском утреннике развязался?
— Ой-ёй-ёй, «ревела»! Я просто одну слезу уронила. А помнишь, как ты каруселю для меня одной рукой крутил, и тебе за это мальчишки по спине надавали?
Они уже давно перестали качаться. Закатное солнце пробило лучом уплывающую дождевую тучу и с интересом наблюдало, как на пустынном дворике детского сада сидели в неподвижной лодке двое — Темка чуть пониже, Женя чуть повыше — и вспоминали, вспоминали, вспоминали…
В Темкином дворе произошло очередное чрезвычайное происшествие. Могучая дворничиха тетя Настя грохотала так, что казалось — листья с деревьев осыпаются, не дождавшись своего осеннего часа.
— Признавайтесь, вредители! Сей же минут признавайтесь, мучители рода человеческого! Не признаетесь — хуже будет!
Дворовая команда мучителей и вредителей — Игорь, рыжий Валька, маленький Саввочка и другие — потупившись, окружали тетю Настю, которая подняла над головой для всеобщего обозрения кусок толстого дверного стекла и продолжала громыхать:
— Молчите?! Ладно, хватит мне за вас, вредителей, синяков навешали! Сегодня кирпичи стянули — строители ко мне. Себя чуть этими кирпичами не поуродовали — родители ко мне. Эту безобразию посреди двора устроили, — она ткнула в заваленную под Темкиным руководством «лужу», — управдом опять же ко мне. Хватит! Все — ко мне, а я — в милицию! Пять минут на раздумье: не признаетесь, кто стекло грохнул, — подаю на вас на всех в милицию!
Она закончила свой драматический монолог на этой угрожающей ноте и скрылась в подъезде, хлопнув на прощанье той самой дверью, из которой выбили стекло.
— Тетя Настя! Тетя Настя! — прозвучал ей вслед Темкин голос, но она его не услышала.
Темка вбежал вместе с Женей во двор и направился было дальше к подъезду, где скрылась дворничиха. Но друзья бросились наперебой его останавливать, сообщая, что к тете Насте сейчас ходить ни за что не надо, потому что им сейчас так от нее было и еще будет, потому что она сейчас ужасно какая злючая. Услыхав все это, Женя заумоляла Темку:
— Ой, не ходи-и! Ну пожалуйста! У тебя же как раз дело неприятное!
— Неприятное, — подтвердил Темка.
И остановился в нерешительности. Конечно, это же дурачком надо быть, чтобы соваться к человеку с неприятным делом, когда человек и без того злючий.
— Ну не ходи, — поддержала Темкину нерешительность Женя. — Ну лучше завтра пойдешь.
Но как раз напоминание про «завтра» только придало Темке силы. Он вздохнул:
— Нет, завтра нельзя. Обязательно нужно сегодня!
И отчаянно зашагал к подъезду.
Друзья-пацаны и Женя следили за ним с явным ужасом.
Тетя Настя ворочалась как слониха в тесной хозяйственной каморке под лестницей спиной к вошедшему Темке и даже его не заметила. Темке очень захотелось, воспользовавшись этим, повернуть обратно. Но он пересилил себя, робко зашел с одной стороны тети Насти, с другой… И наконец просто дернул ее за юбку, чтобы обратить на себя внимание.
— Тетя Настя… У меня к вам дело…
— Никаких делов! — с ходу включила свой громкоговоритель дворничиха. — Или признавайся, или — в милицию!
Темка вздрогнул, но вновь пересилил страх и выдавил тихо:
— Я… признаюсь. Это… я.
— Ну вижу, что ты. А что ты-то?
— Это я разбил стекло.
— Та-ак! — протянула тетя Настя, надвигаясь на него тучей. — Утром — кирпичи, днем — язык проглотил, а к вечеру… И чем же ты, интересно знать, его треснул?
— Я нечаянно… Камушком…
Тут тетя Настя совсем рассердилась:
— Раз признаешься, так давай не завирайся! Такое толстенное стекло камушком не возьмешь!
— Почему толстенное? — удивился Темка. — Обыкновенное… В окошке.
— Постой, постой… Ты сегодня стекло разбил?
— Нет, — растерялся Темка. — Почему сегодня? Сегодня я не бил, честное слово! Я весной разбил. В подъезде.
Теперь настала очередь растеряться тете Насте. Какая весна? Какой подъезд? Ничего такого она не помнит. Ну как же, удивлялся Темка, ну когда весной стекло в подъезде разбилось… то есть это он, Темка, его разбил… так тете Насте очень дуло, когда она лестницу мыла. Неужели она не помнит? Нет… Как же так, она же тогда сказала: век не забуду!