Шурик тоже этому удивлялся. И рассказывал такую странную историю: его брата когда-то в школе дразнили Кубиком. Не потому, что у него такая фамилия или такая фигура, а просто почему-то Кубик, и всё. А теперь сына этого брата тоже в школе почему-то дразнят Кубиком. Хотя опять-таки ни фамилии, ни фигуры… Загадка!
На это им мама Галка отвечала, что они просто неумные люди с высшим образованием: пытаются объяснить необъяснимое. Ведь наши дети теперь знают в десять, в сто раз больше, чем их родители. Радио, телевидение, космос… Господи!
Шурик с ней заспорил: умственная акселерация — это выдумки. Есть только акселерация физическая. Ростом они, конечно, вымахали, но внутри какие-то пустые, что ли. Вот один на пляже взвешивался: лет пятнадцать, ростом под два метра, а весу — всего пятьдесят килограммов.
— Слушайте, — возмутилась мама Галка, — а чего вообще выступает этот неженатик? Пусть сначала заведет свою жену с детьми, а потом рассуждает!
Все засмеялись. И Шурик тоже. А потом вдруг сказал серьезно:
— Жена — это ерунда, а вот детей я бы завел…
У него это получилось как-то грустно-грустно, и всем стало неловко. Но Шурик повертел длинным носом по сторонам, увидел свой полосатый арбуз и снова повеселел.
— Вот! Это будет лучшее произведение — плод всей моей жизни.
Усевшись на ковер, он обхватил арбуз ногами и начал вырезать на нем очередную собачью морду в полоску.
Но тут из спальни появился Темка и быстро сказал, опережая вопросы:
— Мама-папа, не сердитесь, пожалуйста, я забыл сделать еще одно дело. Мне надо на минутку на второй этаж к Саввочке. Мама-папа, это хорошее дело, честное слово!
В глазах Темки была детская мольба. Но была в них и решимость, и еще что-то незнакомое, почти взрослое, что рано или поздно появляется однажды в детских глазах. И папа Андрей сказал:
— Хорошо. Иди.
Темка скрылся в спальне, а через секунду появился снова — в трусах и рубашке, из-под которой что-то торчало. Он побежал к двери, а мама Галка крикнула ему вслед:
— Эй, ты хоть штаны надень!
Но Темка был уже на лестнице. Он сбежал на второй этаж и позвонил в дверь. Ему открыла женщина с бигуди на голове.
— Тема? — удивилась она.
— Извините, добрый вечер, можно на минутку Саввочку? — выпалил он одним духом.
— Что ты! Саввочка уже десятый сон видит!
— Значит, спит? — уточнил Темка и, немного подумав, сказал: — Тогда передайте Саввочке, пожалуйста, вот это.
Он вытащил из-под рубашки старую, помятую и исцарапанную солдатскую фляжку — ту, что Саввочка просил у него утром, — вручил ее ничего не понимающей женщине, крикнул: «До свиданья!» — и побежал по лестнице вверх.
Когда он вернулся домой, там шел яростный спор. Взрослые за столом кричали, перебивая и не слыша друг друга. Темка тоже ничего не понимал, только улавливал отдельные, чаще всего повторявшиеся слова: «воспитание», «образование» и «главный вопрос». Так он постоял, никем не замечаемый, послушал, а потом ему стало совсем неинтересно, и он отправился в спальню, вежливо сказав всем:
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — откликнулись хором взрослые, даже не взглянув в Темкину сторону.
Он ушел в спальню, а они продолжили спор. Папа Андрей кричал, что главный вопрос в том, что мы делаем упор на образование, а надо делать упор на воспитание. Мама Галка его поддерживала и говорила, что он прав, потому что еще Белинский сказал, что воспитанием решается участь человечества. Папа Андрей согласился, что и она права, но только это сказал не Белинский, а Чернышевский. Нет, Белинский, возражала мама Галка. Нет, Чернышевский, спорил папа Андрей. Нет, Белинский! Нет, Чернышевский! Тогда вмешался Шурик:
— Кончайте спорить! Тебе, Андрей, это сказал Чернышевский, а тебе, Галка, — Белинский.
Все засмеялись. А потом папа Андрей вдруг как-то жалобно спросил:
— Вы не замечали, как мы разговариваем с детьми? Мы говорим: «как ты отвечаешь отцу», а не: «как ты отвечаешь мне»! Или: «слышишь, что тебе сказала мать», а не: «слышишь, что тебе сказала я»! Понимаете, мы вроде боимся говорить с ними от себя лично. Мы прячемся, что ли, за абстрактными уважительными понятиями «отец» и «мать».
Все зашумели, соглашаясь или не соглашаясь с ним. Но в общий шум вдруг вонзился какой-то щемящий звук, будто скулил маленький щенок. Все затихли, прислушиваясь. Щенок заскулил снова, и мама Галка бросилась в спальню.
Темка сидел на подушке, укрывшись до подбородка одеялом, и горько-горько плакал.
— Что ты, Темочка? — испугалась мама Галка.