Вот чтобы не проворонить этих ребят, я и провел вечер совсем не с Таней, которую обещал Юрию так срочно повидать, а совсем с другой женщиной — инспектором по делам несовершеннолетних Инной Ивановной. Я ей — свою информацию, она мне — свою. Оказывается, она уже давно приглядывала за этой компанией, только место сбора пока не могла обнаружить. А ребят она многих знает, и этого их заводилу — спокойного крепыша Виктора Чернова. Кстати, по ее мнению, неплохой парень. Точнее, может стать неплохим, а может и…
В общем, мы с Инной Ивановной кое-что обсудили, кое-что наметили. А уж к Тане — это я завтра, обязательно — завтра.
Букинистический магазин был маленький, расположенный в первом этаже старинного здания. Потолок с уже местами порушенной лепниной и полукруглые арки сводов гармонировали с предназначением магазина, именно в таком интерьере прошлого хотелось приобретать и книжки минувших времен. Но одно дело — хотелось, другое — моглось. Книг было полно, все витрины завалены, но особого спроса на пожелтевшие страницы не наблюдалось. По магазину бродили несколько потенциальных покупателей, но реальными покупателями не становились. Они вяло брали то одно, то другое издание, скучновато перелистывали и клали на место. Все это было не тем, от чего могло восторженно забиться сердце истинного книголюба.
Зато на улице, за углом магазина, шло бойкое торжище. Здесь продавали и обменивали настоящий дефицит, истинные раритеты. Эти книги брали дрожащими руками, рассматривали со священным трепетом. Узнав цену, поспешно возвращали, но снова брали назад, не в силах расстаться с мечтой — ну пусть не всей жизни, но долгих ее лет, отчаянно или совсем неумело торговались, уходили и возвращались — и наконец уносили, прижав к груди, драгоценное издание.
Лица покупателей были молодые и пожилые, весьма интеллигентные и вполне простоватые, в общем — разные. А вот лица продавцов… Нет, внешне они тоже были молодыми или старыми, худыми или полными, но, интересное дело, в массе своей — одинаковыми. И вообще, вы не замечали, что у покупателей, скажем, редких книг, ювелирных изделий или запчастей к автомашине — лица разнообразные, а вот у спекулянтов букинистикой, золотом или запчастями — лица какие-то очень похожие? Одновременно и просительные и наглые, услужливо ловящие твой взгляд и тебя же презирающие. Ну прямо будто их одна мама родила! Да так оно и есть, одна у них мать — нажива.
Такие примерно типы и торговали на углу у букинистического из-под полы. Хотя «из-под полы» — выражение чисто фигуральное. Торговали они совершенно открыто, никого и ничего не опасаясь. Тут бы впору воскликнуть: куда милиция смотрит! Если бы я сам был не из милиции. Пусть сейчас и не в служебной форме, а в обычном костюме при галстуке, но будь я и при погонах, все равно, знаю, я был бы им не страшен. Я как-то толковал про это с ребятами из УБХСС. Объяснили: это — «мелочевщики». А нынче мелкая спекуляция и даже факт повторной мелкой спекуляции не подпадают под статью сто пятьдесят четыре. Ну а просто торговля с рук наказывается смехотворным штрафом — десяткой.
В общем, я прошел мимо этих деляг, честно говоря даже радуясь, что я сегодня не в мундире — хоть не так совестно. Я вошел в магазин и прикрыл за собой тяжелую стеклянную дверь в раме с чугунными завитушками под старину. Но девушка в голубом халатике тут же снова распахнула дверь, вывесила на стекло табличку «Перерыв с 14 до 15 часов» и объявила:
— Извините, товарищи, у нас обед.
Немногочисленные покупатели послушно потянулись к выходу. А я сказал девушке:
— Добрый день!
— У нас перерыв, — ответила она.
И недвусмысленно указала мне на распахнутую дверь. Но я не двинулся с места. И даже аккуратно прикрыл дверь за последним ушедшим покупателем.
Вторая продавщица — пожилая толстуха — удалилась в подсобку. Мы остались наедине с девушкой в голубом халатике.
— У нас перерыв, — сухо повторила она. — Вас это не касается?
— Касается, — ответил я. — Меня вообще касается все, что касается тебя.
Девушка молча скрестила руки на груди и не двинулась с места, преграждая мне дорогу в магазин. Потом она сказала:
— Пришел все-таки?
— Все-таки пришел.
— А десять дней терпел?
— Десять дней терпел.
— И не вытерпел, значит?
— Значит, не вытерпел… Подожди, Лёка, мы с тобой беседуем как в театре абсурда! Там целый акт могут повторять одну и ту же фразу, только с разными интонациями.
Я попытался улыбнуться ей со всем обаянием, на какое только был способен. Но видно, способности мои были невелики — она не улыбнулась в ответ. А сказала еще суше: