— Хорошо, — сказал я.
— Нет-нет, — заволновался он, — я не хочу быть голословным. Я готов представить вам все в письменном виде.
— Хорошо, — сказал я.
Троилов опять завопил — видимо, все для тех же посторонних ушей:
— Да-да, ждем представителя заказчика!
Я положил трубку.
Но тут же телефон зазвонил вновь. Теперь я не размышлял, я ведь уже был не в дверях, а у рабочего стола, и потому сразу снял трубку.
— Сергеев слушает.
— Это Крутых… Помните такого?
Сговорились они, что ли, звонить вместе! И чего это они все скромничают: «помните» да «помните»… Помню, конечно, я этого руководителя группы того же института. Язва, тертая морковь, хмурый вид. Сейчас опять начнет рассказывать, как «выставлялся» его подчиненный Сергеев.
— Да, я вас слушаю.
Крутых помолчал, затем донесся его смущенный голос:
— Не знаю, как сказать… Зря я сегодня наговорил на пария. Он ничего парень, толковый… Вы меня слушаете?
— Слушаю, слушаю.
Я был тоже несколько смущен, но еще попытался отстоять свою версию образа этого хмурого групповода.
— А как же насчет того, что Сергеев любит выставляться?
— Если честно, так он на это все права имеет. Знает он куда больше моего. Мне бы, если честно, подучиться бы у него не мешало. А то все других учу, учу, а сам… Вы меня слушаете?
— Да-да, спасибо вам, Андрей Григорьевич.
— Гаврилович…
— Ох, простите, Андрей Гаврилович!
— Это вы меня извините, что на парня наговорил. Нервный я на работе. И другим нервишки цепляю, а больше — себе самому. Только дома и отхожу в размышлениях. И то, пока не всполошатся мои гангстеры…
— Кто?
Вместо его ответа я услыхал в трубке какие-то воинственные кличи и популярную песенку из «Бременских музыкантов»:
Стало ясно, что «гангстеры» — это малолетние пацаны папаши Крутых. Хотя нет, и в этом я ошибся — не пацаны, ибо Крутых простонал умоляюще:
— Машка, Любашка! Отвяжитесь, дайте поговорить с человеком! — И, перекрывая их разбойничьи вопли, сообщил человеку, то есть мне: — Извините, бога ради! Наговорил я про Сергеева много, а покороче надо бы так: толковый он парень, интересно с ним, жаль было бы, если б чего такое… Вы меня слышите?
— Слышу, слышу, Андрей Гаврилович. Спасибо, что позвонили.
— Может, вы еще чего у меня спросите, если надумаете?
— Если надумаю, обязательно спрошу.
Его голос опять вытеснялся воинственным дуэтом Машки с Любашкой:
Потом сквозь них опять прорвался бедный отец:
— Еще советую поговорить с Куликовым. Владимир из прочих приятелей Юрия потолковее. И получше…
Это было последнее, что он успел мне сообщить — гром, треск, хоровой детский рев оборвались короткими гудками.
Всё, обещаю: больше никаких прогнозов насчет поведения персонажей этой истории. Будем сначала слушать, а уж потом предполагать, кто что и про кого скажет.
И вообще, на сегодня хватит. Если вы не забыли, а я-то об этом отлично помню, меня сегодня вечером ждет моя Лека.
Я пронзительно глянул на телефон, умоляя его больше не звонить сегодня. И на случай, если телефон все же не внемлет моей мольбе, покинул кабинет чуть ли не бегом.
Теперь я расскажу, чем мне была знакома комната Юрия Сергеева. Всего лишь тем, что она похожа на мою. Все то же самое — шкаф, тахта, телевизор, журнальный столик, книжные полки. И та же японская стереоткрытка за стеклом: девушка с длинными волосами, закрывающими один глаз, но если ее чуть повернуть, волосы отхлынут назад, а глаз откроется и даже игриво подмигнет.
Разве что только нет у меня лучшего друга — попугая Мики. И нет кляссеров с марками. Мое увлечение другое — букинистика. Нет, у меня, увы, не наблюдается уникальной библиотеки. Но все же немало старинных книг. У меня свой конек, что ли: прижизненные издания писателей. Я даже сам себе толком не могу объяснить, почему меня интересуют именно прижизненные, Мне почему-то кажется, что они самые… ну, что ли, правильные. Что книжка, которую когда-то держал в руках ее автор, наиболее верно передает его мысли, чувства — все то, о чем он писал. Что, может быть, за истекшие с того времени годы или века в книгу вкрались какие-то неуловимые изменения, исказившие написанное автором изначально. Я понимаю, это только мои домыслы и вымыслы, просто ерунда какая-то. Я все понимаю умом. Но сердцем…
Может быть, именно поэтому я и познакомился с Лекой — продавщицей букинистического магазина? Нет, чушь, конечно. Познакомился — да, потому что пришел туда за книгами. Но потом-то… А что потом? Третий год встреч… «Они встречаются» — так сказала Таня?