Выбрать главу

-Я сожалею, что тебе пришлось пережить смерть близкого человека. Вы с мамой наверняка были очень близки? - сочувственно спросила я, когда наш автомобиль подъехал к автозаправке.

-Мы и сейчас с ней близки, - сухо ответил мужчина, и покинул салон автомобиля, чтобы распла-титься за залитый полный бак топлива.

Всё это время за нами следовал грузовик, в котором, по всей видимости, и находились еда, одежда и игрушки для сирот. Мне было странно всё это. Я прекрасно понимаю, что в нашей стране масса людей, которые отдают часть своих средств на благотворительность, и это в основном обеспеченные люди. Но тут я не понимала одного, почему он делает это сам. Ведь это может делать любой другой человек, тем более что у его благотворительной организацией 'Рука помощи' есть управляющий, который должен заниматься этим самолично.

-А твой отец...- начала я, когда Михаил вернулся обратно в машину, - где он сейчас живёт?

-Я не знаю. Вернее не хочу знать, - печально улыбнулся он.

-У вас с ним сложные отношения?

-Нет. У нас просто нет абсолютно никаких отношений, - холодно ответил он, - я расскажу тебе об этом, но позже.

Автомобиль припарковался возле его офиса, и Михаил в спешке направился внутрь, как обычно ве-дя меня за собой за руку. Мы вошли в маленькую комнатку на том же этаже, где и находился его рабо-чий кабинет. В углу комнаты стоял маленький журнальный столик и два миниатюрных стула возле не-го, на каждом из них лежали объемные защитные чехлы для одежды. На стене, выкрашенной в жизне-радостный оранжевый цвет, висело огромное панно с детскими рисунками.

-Что это за комнатка? Ты держишь её для каких-то особенных переговоров? - поинтересовалась я.

-Да. Закрываюсь здесь от всех, когда хочу о чём-то подумать. Вот твой костюм, одевайся скорей, мы опаздываем.

-Откуда у тебя эти рисунки? - спросила я, указывая на панно.

-Дети часто дарят мне свои рисунки в знак благодарности, - ответил он, - к сожалению некоторых из них уже нет в живых. Болезнь таки победила их. Когда я смотрю на них, во мне остро вспыхивает чув-ство глубокой несправедливости, а это огромный стимул, чтобы усердно работать дальше, чтобы иметь возможность помогать тем, кто утопает в этой неравной борьбе жизни и смерти.

-Это звучит ужасно, - пугающе скривилась я.

-Я не всемогущ, как Господь. Это суровая правда жизни. Рак - очень жестокая болезнь, но я всеми силами борюсь с ней, потому что теперь это для меня дело чести. Она забрала самого дорогого мне че-ловека.

Я рассматривала эти рисунки с неподдельным вниманием. Все они были такие живые и с положи-тельным настроем. Все эти детки рисовали своё счастливое будущее, с мамой и папой. Они рисовали саму жизнь в её абсолютном понятии. Яркое солнышко, зелёная травка, голубая речка, любимые жи-вотные и родные люди, которые будут всегда рядом. Истинные ценности существования человека. Ко-нечно, я никогда не сталкивалась с онкобольными детками, но эти творения пронзили меня насквозь. Внутри возрастал необъемный страх. И нужно было признать, что это страх не за судьбы этих несчаст-ных деток, а за то, чтобы эта жуть не коснулась моей жизни. Чтобы это не случилось со мной, страх за свою шкуру. Вот то предательское трусливое чувство, которое возродили во мне эти рисунки.

Михаил расстегнул молнию одного чехла, и вытянул оттуда синюю атласную шубку с белой опуш-кой, расшитую в серебристые снежинки. Плюс в дополнение к ней была муфточка и шапка с пришитой плетёной косой. Он поднял убранство, взявшись рукой за вешалку, и презентабельно показал его мне, любопытно наблюдая за моей реакцией.

-Согласна на образ внучки Деда Мороза? - невозмутимо спросил он, широко улыбаясь мне.

-А у меня есть выбор? - молвила я, и забрала из его рук костюм, сбрасывая с себя верхнюю одежду.

-Нас ждут детки, нужно торопиться, - весело ухмыльнулся он, принимаясь также надевать на себя красный кожушок, и натягивая на своё слегка небритое лицо, длинную белоснежную бороду на резин-ке.

-Не могу поверить, что тебе удалось уговорить меня на это, - покачала я головой, - не могу поверить, что ты делаешь это уже много лет подряд.

-Я же говорил, ты плохо меня знаешь.

-Ты не дал мне возможности узнать тебя больше, - шмыгнула я носом, заправляя свои распущенные волосы под колпак Снегурочки.

Михаил задержал на мне свой пронизывающий взгляд, и немедля подошёл очень близко ко мне. Без лишних слов он взял моё лицо в свою ладонь, и снова большим пальцем, немного жестко, провёл по моей нижней губе. Следом наклонившись, он страстно и чувственно поцеловал меня, дерзко затягивая мой язык в свой рот, и так же резко отпуская его. Затем оторвался от меня, и снова несдержанными движениями начал покрывать моё лицо поцелуями, крепко прижимая меня к себе, и вкладывая в эти объятья всю свою острую потребность моей близости.

-Я дам тебе эту возможность, - прошептал он мне на ухо, - но, сейчас нам, правда, пора бежать.

Прибыв к первому детскому дому, мы зашли через запасной вход, и одна из воспитательниц прово-дила нас в небольшой зал, где нас уже поджидали воспитанники этого приюта. Михаил тащил меня за собой крепко, сжимая свою ладонь в своей горячей руке.

-Что мне нужно говорить? - на ходу кинула я своему поводырю.

-Просто улыбайся! - ответил он.

Мы зашли в зал, где на нас уставились около сотни любопытных глаз. Детки так трепетно приняли наше появление аплодисментами, что я сразу же расплылась в широкой улыбке. Их глазки также свер-кали от счастья и радости, и, казалось, их необъемные души, загорались по очереди, как маленькие фи-тильки.

-Я весёлый Дед Мороз, я подарки вам привёз, - начал задорно мужчина, - в моем мешке есть море смеха, море счастья и успеха!

Я удивлённо покосилась на этот довольно детский стишок Михаила, и невольно улыбнулась сама себе. Я действительно ничего не знаю об этом человеке. Раньше мне казалось, что богатые люди все напыщенные самодовольные особы, которые и шага не могут ступить без прислуги. Но теперь, смотря на это умиление, как один из самых богатых людей в городе, читает сиротам эти милые стишки, он просто ломает все мои стереотипы.

В каком-то очередном учреждении из нескольких тех, что мы успели навестить, ко мне вдруг под-бежала кучерявая светловолосая девочка, с тем же изумрудным цветом глаз, что и у меня, и обняла ме-ня за ноги.

-Ты моя мама? - тоненьким голоском пропищала девочка, поглядывая на меня снизу вверх.

Я только открыла рот, чтобы возразить ей, как тут же к нам подбежала воспитательница, и расте-рянно извинившись передо мной, унесла от меня эту девочку, взяв её на руки. И дальше, добросовест-но справляясь с ролью Снегурочки и раздавая один за другим красиво упакованные подарки остальным детям, я больше не могла выкинуть эти зелёные глаза из головы.

На улице уже почти стемнело, когда мы покинули последний сиротский дом, досыта наслушавшись слов благодарности от заведующих, и с лихвой насмотревшись на отчаянную надежду в глазах этих обездоленных детей, которые искренне дарили нам в награду свои благодарные улыбки. Севши в его автомобиль, я чувствовала себя как выжатый до последней капли лимон. Казалось, сегодня я оставила в этих домах какую-то часть себя. Я посмотрела на себя в зеркало в машине ─ холенно-лилеяная девочка, которая, по сути, ни в чём никогда не нуждалась. Обласканная заботой и вниманием обеспеченных родителей, с довольно ухоженной внешностью, квартирой и машиной в придачу, в покупку которых я не вложила ни копейки. Я взглянула на свою фирменную сумку, которую я сжимала в хорошо наманикюренных руках, и меня затошнило. Ведь у всех этих детей нет даже и сотой части того, что имею я. Больше того, у них этого, скорей всего, никогда и не будет.

-Сегодня был очень тяжёлый день, - вздохнула я.

-Почему? Произошла переоценка ценностей? - он наклонился ко мне, и заправил за ухо прядь моих волос, чтобы ясно видеть моё лицо.

-Я не знаю, как ты сейчас можешь оставаться таким спокойным. У меня до сих пор перед глазами их затравленные лица.

-Тебе жаль их?

-Мне больше жаль себя, что я жила столько лет не зная для чего и не ценя то, что имею.