- Так, ну-ка поднялись оба и вышли вон из моего кабинета. И чтобы ноги вас обоих больше не было на моей ферме. Раз ты, Анатолий Дмитриевич, сомневаешься, наш ли ты отец, то разговаривать мне лично с тобой не о чем.
От голоса, который я слышу, у меня начинает дрожать сердце. С одной стороны я меньше всего хотела бы, чтобы мои дети стали свидетеля этого гнусного разговора. С другой, может все и к лучшему, думаю я, поворачиваясь к Дмитрию.
- Чего застыли? Давайте побыстрее на выход, - жёстко произносит Дима. - Я вам не мама, терпение которой к вам, вашим выходкам, вашему хамству не имеет границ. У меня то есть прививка вашей кровью, потому говорю просто, пошли вон отсюда. Больше никто из вас ни единой копейки от нас не получит. Хватит уже паразитировать на шее человека, которого вы оба ни в грош не ставите.
- Дим, да чего ты кипятишься, - начинает лебезить Толик. - Ты все не так понял. Я просто мать в чувство хотел привести, а то она совсем очумела. На развод подать удумала, чтобы семью нашу дружную разрушить. Всю жизнь ей спокойно не живётся, вечно от неё терплю всякое, да и вам досталось. Все детство здесь на свинарнике провели, вместо того чтобы в городе на качелях-каруселях кататься. Она как с вами в детстве, так и со мной сейчас.
После этих слов Толька резко замолкает. Понимаю, что в его голове сейчас идёт активная работа по поиску веских аргументов для Димки.
Уверена на сто процентов, что Анатолий все же надеется найти у сына понимание и защиту от моего, как он преподносит, самодурства.
- Да, она, как эта железная баба - судовладелица Васса Железнова, которая была готова все и всех утопить в угоду своему бизнесу. Та, кстати, даже мужа своего не пожалела, угробила его. Так и мать твоя готова от меня избавиться. Видишь ли, надоел я ей. Через 27 лет совместной жизни не угоден стал. Мешать начал. Все у меня отобрала, и машину, и квартиру, и даже карточку зарплату заблокировала. Ты, поди, Димка и не в курсе, что она с бухгалтершей вашей за спиной твоей творит? Уверен, что ещё и деньги на левые счета в какие-нибудь офшоры выводит. Ты, сын, проверь все, а то и тебя ещё обдерет, как липку.
- Сыночек, чего ты перед ним бисер мечешь?! Он же червивое яблоко от гнилой яблони. Они же все заранее обговорили и договорились, чтобы нас вокруг пальца обвести и без средств к существованию оставить, - встревает в разговор Анна Васильевна.
Дима, игнорируя слова бабушки, обращается к отцу.
- Ты, Анатолий Дмитриевич, мне на жалость не дави. Счет твоей зарплатной карты я сам заблокировал.
- Как это заблокировал? Я же здесь работаю и должен получать зарплату, - со злостью рычит Толик. - Вот возьму и в трудовую инспекцию пожалуюсь на твое самоуправство.
- Да, хоть самому президенту или Господу Богу пиши. Ты, Анатолий Дмитриевич, уволен за прогулы. Процедура увольнения проведена в соответствии с трудовым кодексом. Так что строчи, куда хочешь. Всё покиньте мой кабинет. У меня ещё работы много.
- Ух, прижили змею со змеенышами в свою семью, - шипит Анна Васильевна, вставая со стула. - Говорила я тебе, Толичка, что эта дворянская замухрышка загубит жизнь твою. Ну, ничего мы все докажем и все свое отберем. У нас и адвокат, и люди нужные есть.
- Да, да, бабуся, давайте бегите к нужным и важным людям управу на нас искать, а здесь чтобы я вас обоих больше не видел, и мать не смейте доставать и доводить.
Это все я практически в картинках рассказываю Степану, который периодически то вздыхает, то похихикивает.
- Ой, а Димка то у нас мужик, настоящий мужик! Прямо горжусь им! Завтра позвоню выразить свою мужицкое уважение, - произносит Степа, когда я заканчиваю рассказ.
- Ага, этот молодец мне такой разнос устроил после ухода отца и бабки, что у меня самой возникло желание уехать, - говорю, смеясь. - Пока сын с Алёной по телефону разговаривал, я от греха подальше тихонечко ушлепала бокс дочищать. У Димка характер местами в бабку Анну. Слишком резок бывает, я его иной раз даже побаиваюсь.
- Любаш, ну мужик и не должен быть тютей. И хорошо, что у Димки характер есть и хватка твоя, и ум. Толк из парня будет. Молодец - он! Только погоди, из твоего рассказа я не очень понял, ты с адвокатом общалась? Или всеми делами Миша занимается? Как я понимаю, твои почти бывшие родственники реально подадут на раздел имущества и денежных средств, - смотря пристально мне в глаза, серьезно замечает Степан.
- Да, все так и будет. Здесь даже к бабке ходить не нужно, - бурчу, утыкаясь Степушке в грудь, с удовольствием вдыхая аромат его тела.
Долго дышу мужчиной, будто наполняю себя его силой и смелостью.
- Пусть подают. С меня взять нечего. У меня ничего нет и не было, - со смехом фыркаю. - Анатолий никогда ничем не интересовался, потому и не знал, что изначально все было записано на бабушку мою. Потом, когда она заболела, мы начали все переписывать на мою мать. После с мамы свинокомплекс переоформили на Дмитрия, когда ему 18 лет исполнилось. Юридическую фирму сразу на Мишу записали. Лингвистическую школу год назад на Анюту оформили.
- Любаня, как я понимаю, на тебе самой совсем ничего нет? - крепко обнимая меня, спрашивает Степан.
- Ну вот, Степа, наконец-то, я открыла тебе свой самый страшный секрет. Ага, у меня самой ничего нет. Я даже на "Сандеро" ездила по доверенности. Ну, что Степан Григорьевич, не пугает тебя факт, что я - не богата, не знаменита и не успешна?
- Любушка, этот факт теперь мне греет душу. Мне нравится, что мы с тобой оба такие - классные! Я же сразу тебе сказал, рядом со мной ты можешь быть просто красивой женщиной! Давай, красавица моя на все выходные рванем в домик, где мы прекрасно провели новый год, а?
- И чем же мы будем заниматься все выходные, Степушка? - спрашиваю, хихикая, потому что этот невозможный мужчина, сползая вниз, щекочет мой лобок своим языком.
- Как чем, Даная нежная моя, совершать падеж в пучину страсти, - оторвав голову, голосом искусителя томно шепчет мой мужчина. - Причем падеж мы начнём прямо сейчас. Расслабляйся, сладкая, управление падежом в пучину любви с выходом в штопор огненного оргазма буду управлять я. Добро пожаловать на борт, Любонька!
Глава 21
- Люб, подожди. Люба-а-а-а! - выбегая из здания своей языковой школы вместе с Анютой, сквозь шум проезжей части мегаполиса слышу голос.
Мы с дочуриной одновременно оборачиваемся.
На противоположной стороне прямо напротив нас видим плюгавенького мужичонку, потрепанного жизнью, со следами былой привлекательности на лице.
И этим мужичонкой оказывается мой муж и Анюткин отец.
На улице мороз 25-ть градусов, а Толька в джинсиках дудочках, кожанной куртёночке поддергунчике, в туфлях на тонкой подошве и с непокрытой головой с остатками редких кудряшек.
Плешивость у Тольки наследственная, в мамашу, у которой на голове тоже десять волосин с шесть рядов.
Смотрю на него с мыслью:"Господи, обнять и плакать. Куда только Анна Васильевна смотрит? Да, вероятнее, никуда, потому как великовозрастный сын для неё сейчас обуза и лишние хлопоты."
- Ну, нет, только не это, - простанывает на выдохе Анюта. - Мам, чего ему надо, зачем он здесь? Видеть его не могу. Пойдём, а? Давай сбежим от него?
Мы снова с дочурной одновременно разворачиваемся, намереваясь идти дальше.
Боковым зрением вижу, что Толька подхватывается и прямо наперерез движущимся машинам резвым козликом несется на нашу сторону.
- Мам, ты же не станешь с этим разговаривать? - с негодованием в голосе спрашивает Анна. - Давай, его пошлём куда подальше?
- Дочур, он все же отец твой, - отвечаю спокойно.
- После того, что я услышала в зале суда, не считаю нужным называть этого плюгавого мужика словом "отец", - фыркая, категорично заявляет Анна. - Нет больше у меня отца, хотя в принципе никогда и не было.