Рубина Дина
Вот идeт мессия !
Дина Ильинична Рубина
Вот идeт мессия!..
Аннотация
Дина Рубина - одна из самых популярных русскоязычных писательниц, причем не только в России, но и во многих зарубежных странах. В настоящее время проживает в Израиле. Автор многочисленных романов, повестей, рассказов и эссе, переведенных на двенадцать языков. В данную книгу вошел самый известный роман - 'Вот идет мессия!'. Это роман в новеллах о жизни эмигрантов из России в современном Израиле, повествующий и о трудностях адаптации в новой среде, и о неожиданностях, порой забавных, иногда откровенно смешных, порой грустных до трагичности, которые подстерегают их на каждом шагу. Роман написан живым, самобытным языком, дающим читателю возможность и подумать, и улыбнуться.
Часть первая
"Я верую полной верой в приход Мессии,
и, хотя он медлит, я буду ждать каждый день, что
он придет".
Маймонид, "13 принципов веры"
- Доброе утро, дорогие радиослушатели!
Радиостанция "Русский голос" начинает свои передачи из
шестой иерусалимской студии. Сегодня девятнадцатое
марта, вторник, по еврейскому летосчислению - каф зайн
месяца адара, пять тысяч семьсот пятьдесят пятого
года. Послушайте сводку новостей, с которой вас
познакомит Алона Шахар.
- Пятеро солдат убиты и трое ранены в результате
вчерашних столкновений с террористами из отряда
"Хизбалла" на границе с Ливаном. Боевики "Хизбаллы"
привели в действие взрывное устройство, когда наши
солдаты патрулировали...
глава 1
- ...А между тем Машиах придет в две тысячи седьмом году! - Сема закурил и, спохватившись, стал ковшиком ладони предупредительно гонять дым перед носом собеседницы. - И я это с детства знал.
- Да? - вежливо заметила она, размешивая ложечкой сахар в кофе.
Буквально минут за пятнадцать до того они закончили писать в студии радиопередачу на тему "Литературная Родина". Сема, ведущий передачи, спрашивал ее, редактора литературного приложения одной из русских газет, возможно ли, по ее мнению, дальнейшее развитие русской литературы в условиях Ближнего Востока. И она абсолютно серьезно отвечала, хотя за выступление не платили, как и за многое другое. Да если б и платили? Смешно, копейки... Нет, это она из дружеского расположения к Семе согласилась прийти и, рискуя репутацией приличного человека, нести в эфире тошнотворную ахинею: да, она считает, что... уникальная культурная ситуация... благодаря массовой репатриации в нашем государстве образовалась концентрация творческих сил... влияние на дальнейший расцвет...
Какой расцвет?! Расцвет - чего?! Дайте спокойно умереть... Впрочем, Семины литературные передачи шли на Россию, а значит, их никто не слушал.
Под конец, перечисляя авторов своего литературного еженедельника, она увлеклась и разогрелась настолько, что даже прочитала несколько строк стихотворения Вали Ромельта. Словом, забыла, где и зачем находится.
- Ну что ж, впечатляет! - суетливо перебил ее в конце строки Сема Бампер, глядя на часы и пальцем рисуя в воздухе круг. - Итак, напоследок буквально два слова: ваши планы?
- Планы? - переспросила она.
Своими идиотскими кругами перед носом Сема сбил ее с настроения. К тому же о планах публикаций на ближайшие номера она уже говорила.
- Ну да. В глобальном смысле.
И опять судорожные круги в воздухе обеими руками: закругляйся, мать! В глобальном смысле, подумала она, эту передачу никто не услышит.
- В глобальном смысле, - гордо и даже торжественно сказала она в микрофон, - мы и впредь намерены выплачивать авторам небольшой, но твердый гонорар.
Сема подавился заранее приготовленной репликой, должной завершить эту кругленькую передачу.
- Ну, гонорар! - воскликнул он бодро. - Это не главное в творчестве, а лишь незначительное производное.
- К сожалению, незначительное, - поспешно согласилась она. - Зато мы с моим коллегой, графиком Витей, вот уже пятый год получаем приличное жалованье. Разве это не победа над хаосом эмиграции?
Сема округлил глаза, замахал руками и выключил микрофон.
- Вырежу! - пообещал он. - Оборву на стихах Ромельта и пущу Дюка Эллингтона... Хороша, нечего сказать! Гонорар, жалованье, деньги... Старуха, ну нельзя же так... приземленно смотреть на высокое.
- По поводу высокого, - сказала она, вздохнув, - мы чуть ли не единственные, кто платит авторам в этой е..ной русской прессе...
Потом они спустились в местный буфет - большую, вполне уютную комнату на первом этаже, с панелями, незатейливо обшитыми формайкой, - и взяли по чашечке кофе.
Ей вообще-то хотелось пива, но неудобно было обременять Сему - он угощал. Порядочки: за выступление авторам они не платят, но могут оплатить такси и - как стопарь водки грузчику после работы - свести после передачи в буфет.
Сема, как и многие, заблуждался по поводу ее пристрастий - она бы сейчас выпила пива. А может, и граммов пятьдесят коньяка - перед тем, что ей еще сегодня предстояло.
К тому же он вдруг затеял этот идиотский разговор о Машиахе, и она побоялась опять выглядеть слишком приземленной со своей просьбой о пиве.
- А я попробую задержать на год его пришествие! - лукаво и победно закончил он, раскачиваясь на задних ножках стула.
- Зачем? - осторожно спросила она.
То, что евреи екнулись на пришествии Мессии (по-здешнему Машиаха), она, конечно, знала и раньше. Но то поголовное, повсеместное, профессиональное ожидание Мессии (ожидание с вокзальным, справедливо добавить, оттенком), с каким она столкнулась в этой стране, поначалу ее даже обескуражило. К счастью, она сразу поняла, что Ожидание является здесь образом жизни, основным ее содержанием, а она свято относилась ко всему, что составляло основное содержание жизни любого человека.
А тут еще две тысячи лет... С застарелыми болями вообще следует обходиться осторожно, и никаких резких движений...
Сема подался вперед, хлопнувшись на все четыре ножки стула.
- Понимаешь, мне по гороскопу положена в скором будущем одна величайшая международная премия в области изобразительного искусства. Мне ее сперва получить надо, а потом уж... Вообще же Машиах... - Сема остро глянул на нее из-под колючей брови, и она вовремя сделала преданное лицо: все-таки он угощал. - С этим, видишь ли, не все так просто... Ведь Машиахом могут стать некоторые из нас, пути не заказаны. В конце концов, в еврейской традиции, то есть в источнике, Машиах - вполне телесный, реальный человек, полный сил и радости. В ТАНАХе сказано:
"Говорил Давид: буду веселиться я пред Господом".
А еще сказано:
"И Давид плясал изо всех сил пред Господом; а опоясан был Давид льняным эйфодом".
Так что вот, живешь ты, живешь... и вдруг ощущаешь в себе концентрацию неких мощных сил... Так что опрощать не стоит... Ибо Машиах - это... - Он пристально и многозначительно рассматривал столбик пепла на сигарете.
- Это ты? - кротко догадалась его собеседница.
Сема запнулся, внимательно поглядел на нее, что-то прикидывая в уме, и наконец проговорил:
- Помолчим пока об этом...
Он проводил ее до проходной, очень складно разместившейся в этом доме старой арабской кладки. Изнутри все было перестроено и модернизировано: автоматически раздвигающиеся двери, зеркала, стойка с телефонами, за которой сидели солдаты - двое парней и девушка.
Они громко над чем-то смеялись и, смеясь, машинально отдали ей паспорт, который она час назад сдала, получая пропуск на студию...
- Ты куда - домой? - спросил Сема, по-домашнему оправляя на ней воротник плаща. - А мне еще экскурсию вести.
- Ты водишь экскурсии? - удивилась она, хотя давно дала себе слово не удивляться ничему в этой стране, и в частности Семе Бамперу.
- Да я бы с удовольствием послал на фиг всех туристов, но, видишь ли, Сема улыбнулся застенчивой улыбкой, - моя слава ведущего русского экскурсовода бежит впереди меня...
Она представила себе Семину славу, трусящую впереди него в образе собаки, на бегу выкусывающей блоху. И как Сема поспевает за этой своей славой, то и дело поддавая ей ногой под хвост.