Прибавим к этому, что опыта в подобного рода денежных делах у него, скорее всего, нет, если только до встречи с Христом он не служил каким-нибудь армейским снабженцем. Поэтому он просто боится проколоться где-нибудь, оплошать, не рассчитать, после чего лишиться вместе с доверием еще и Его заступничества перед остальными. А о том, что тогда скажут все эти северяне, даже думать тошно.
А с деньгами у них ненадежно все: сегодня есть доход, завтра нет, сегодня сумели подработать и получили на пропитание, а завтра не нашлось такой возможности. Сегодня почитатели Учителя насыпали денег, а завтра Его противники прогнали из селения и чуть не убили. То густо, то пусто. Рассчитать и распланировать в такой ситуации ничего невозможно, а тебе надо планировать и рассчитывать, потому что духовность духовностью, а ужинать твои спутники хотят каждый день.
И при таких раскладах ты практически наверняка будешь перестраховываться и захочешь контролировать ситуацию как можно плотнее. И рано или поздно тебе придет в голову идея создать некий запас «на черный день», который будет у тебя лежать помимо основной кассы. И тогда можно не бояться, что в один непрекрасный момент ты окажешься перед голодной компанией с пустыми руками, а Он поглядит на тебя разочарованно.
Я даже не думаю, что Иуда особо это скрывает. Уж точно не от Него, и уж конечно с полной готовностью отдать Ему все по первому слову. Слабость это, маловерие? В какой-то мере, конечно, да, и лучше бы этого не было. Но ничего общего с алчностью и корыстью это не имеет.
Допустим, он действительно решил завести вторую кассу; а поскольку он парень умный, он найдет, на чем сэкономить, чтобы отложить. И здесь мы подступаем к тому упреку, который бросает ему Иоанн: не заботясь о нищих, он берет себе их деньги. Знаете, а пожалуй, и берет. И, знаете, пожалуй, его даже можно понять.
В Евангелии есть слова Христа о людях, которые ходили за Ним только ради подачек:
Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6: 26).
Даже не потому, что видели чудеса, хотя и это так себе мотив, ибо чудес хочет род лукавый и прелюбодейный (Мф. 12: 39). Но их не интересуют даже чудеса, их бог — чрево (Фил. 3: 19).
И вот таких, ходивших за Ним корысти ради, было много. А Он «много заботился о нищих, и хотя прочих убеждал не иметь ни сумы, ни меди, но Сам позволял носить при Себе ящик, показывая тем, что и нестяжательный, и распявшийся для мира должен иметь большое попечение об этой части людей — бедных» [27].
Он, сострадательный, в Своем праве миловать и дарить кого захочет. Но людей, окружающих Его, такое потребительское отношение к Учителю должно было здорово раздражать. А Иуду, день за днем слышавшего от Иисуса просьбу пойти наделить деньгами нищих, эти попрошайки, ищущие не Христа и Его истины, а подаяния, должны были злить больше, чем прочих. Сколько нищей братии ходит за ними только ради щедрых подачек! Разве им нужен Учитель? Разве им нужен Мессия? Нет! Вот эти монеты, стертые и яркие, медные и серебряные, еврейские, римские, греческие, — вот ради чего они таскаются за Ним.
То, к чему спокойно относится Он, для ученика могло быть просто оскорбительно. Ибо ревность по доме Твоем снедает меня, и злословия злословящих Тебя падают на меня (Пс. 68: 10). А как еще относиться к людям, разменивающим Мессию на мелкие монеты?
И такой ли великий грех — приберечь немного для своих, для верных? Раздать, условно говоря, не десять сребреников, а восемь — два убрать за пазуху? Ну не для себя же! Они все равно еще придут, завтра и послезавтра, им можно царскую казну раздать — они все равно явятся, и Учитель все равно скажет: дай. А отложенные деньги могут здорово выручить однажды: будет, чем поужинать Учителю, будет, чем заплатить за кров над Его головой.
Деньги и Деяния
В общем, в какой-то момент отношения Иуды с деньгами перестают быть кристально чистыми.
Нет, он не ворует в прямом смысле: на себя он не тратит ни лепты. Он даже не особо таится со своими выкладками. Ну, может, только не рассказывает, сколько именно у него отложено, а то потеряется всякий смысл второй кассы. Иначе Иоанн не смог бы потом вообще поднять эту тему, потому что ничего бы не знал ни про нищих, ни про воровство, которое на тот момент никто так, разумеется, не называет.