То, что он себе избрал — и с чем остался.
После первого, пусть и мысленного, пусть пока только внутреннего отречения-предательства в душе Иуды образуется пустота. Вместо любви ко Христу, вместо веры Ему, вместо Его Самого — ничто. И эту дыру необходимо чем-то заполнить. Новыми — без Него — ценностями, какими-то видами на будущее, которое невозможно без стартового капитала. Чем-то, что даст Иуде возможность встать на ноги после того, как он на три года считай выпал из общественной жизни. И чем-то, что даст новый смысл его собственной жизни. Гарантию того, что он и без Него что-то может, что-то стоит.
Получить подтверждение возможности своего бытия без Него.
Ощущение внутренней пустоты на том месте, где вчера были вера, надежда и любовь, невероятно сильно и… и болезненно, я думаю. Ему, конечно, сейчас кружит голову ощущение ненависти, у него кураж — я отомщу, я убью Тебя! — сатана опьяняет его вином греха, но против природы не попрешь… сатана прекрасно умеет творить иллюзии, но иллюзией сыт не будешь. Внутри — страшная пустота.
Ты будешь есть и не будешь сыт, пустота будет внутри тебя (Мих. 6: 14).
Очень точно и чутко подмечает эту пустоту его души церковная традиция, когда в тропаре Великой Пятницы, повествующем о Тайной Вечере, называет Иуду «несытой душой».
Егда славни ученицы на умовении вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся, и беззаконным судиям Тебе праведнаго Судию предает. Виждь, имений рачителю, сих ради удавление употребивша: бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия [35].
И в эту пустоту, как в ненасытную прорву, обязательно нужно что-то кинуть, чтобы создать видимость нового бытия, возможного без Него. И это деньги. Деньги. Деньги. Денег начинает хотеться страстно, до одури. Низкая, подлая страсть, в которой нет никакого, даже ложного, чисто человеческого благородства. Убить Его и получить выгоду — невероятное сочетание.
Безумный — но совершенно закономерный в безумной, подчиненной сатане вселенной — вопрос задает себе возненавидевший Христа Иуда. А что я с этого получу? А какая будет компенсация мне за три года жизни? Ведь в этот момент он реально думает, что потратил три года просто ни на что. Что я получу для себя, что смогу с этого поиметь?
Это тоже действие сатаны, который на тот момент уже играет Искариотом, как игрушкой. Раздуть в ученике еще один порок, тем более такой низкий, как сребролюбие, — что может быть оскорбительнее, больнее для Христа? Что может быть унизительнее для человека, чем быть захваченным такой низкой страстью? А унижать человека в глазах Господа и в глазах других людей — поистине любимое занятие дьявола.
Все закономерно.
И вот, задумавшись над этим вопросом, Иуда приходит довольно быстро к «изящному» решению: Христа надо продать властям, наплетя о Нем такого, что безусловно подпишет Ему смертный приговор, а доносчику обеспечит приятную компенсацию. Двух зайцев одним выстрелом.
О том, что третий заяц — он сам, Иуда еще не знает.
Что вы дадите мне, и я вам предам Его?
Итак, отправляясь к первосвященникам, он держит в уме две мысли: во-первых, смерть Христа, во-вторых, стартовый капитал в новую жизнь. Но есть и третий мотив: он не вполне очевиден, но, если вчитаться, его можно разглядеть. И мотив этот — посмеяться. Точнее — поглумиться. Вообще, мне почему-то кажется, что Искариоту все это очень смешно. Быть может, его буквально душит хохот. Ад недаром назван «всесмехливым».
Ведь правда же — это очень смешно, та сумма, что звучит в его разговоре с первосвященниками. Тридцать сребреников — это не с потолка взятая цена, она имеет свое обоснование. Во-первых, это стоимость раба — самого обычного раба. Как забавно: продать и купить Того, Кого встречали как Царя, — как раба, как вещь! Мысленно представить Его своим рабом и сбыть с рук новым «хозяевам», у которых на этого «раба» совершенно определенные планы. Если вол забодает раба или рабу, то господину их заплатить тридцать сиклей серебра, а вола побить камнями (Исх. 21: 32).
Сатанинский черный юмор.
А во-вторых, эта сумма звучит в пророчестве Захарии, где ее называет Сам Господь:
И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет, — не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, — высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника (Зах. 11: 12, 13).