Тем не менее ранняя традиция, и в частности такие ее авторитеты, как Иоанн Златоуст и блаженный Августин, склонна все-таки полагать, что Иуда причастился вместе со всеми. Это нашло свое отражение и в службе Двенадцати Страстных Евангелий: один из упреков Иуде — упрек, что его не вразумило даже то, что он был допущен к Трапезе Господней. Сторонники его причастия основываются на Евангелии от Луки, который одно из обличений предателя ставит сразу после общего причастия:
И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша [есть] Новый Завет в Моей Крови, которая за вас проливается. И вот, рука предающего Меня со Мною за столом; впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается. И они начали спрашивать друг друга, кто бы из них был, который это сделает (Лк. 22: 19–23).
Другой довод в пользу причащения Иуды — то, что Христос очень аккуратен в том, что делает, и любой Его жест, любое деяние обязательно несет в себе глубокий смысл. Он ничего не делает просто так. А в сцене умывания ног, когда Петр сначала противится Ему, Иисус говорит: если не умою тебя, не имеешь части со Мною (Ин. 13: 8).
Умывание ног — прообраз исповеди и смывания грехов. Это однозначная подготовка учеников к Причастию, к «имению части с Ним». Два этих действа безусловно связаны. И если Иуда не причащается, то не было бы и смысла в умывании его ног: это не педагогика, это пролог к таинству.
Третий довод — последовательный кенозис Христа, Который не останавливается ни перед чем ради нашего спасения. Он не будет прятать Чашу от предателя, не оградится от него, наоборот — отдаст ему все, чтобы оттащить его от края. Никакое недостоинство не перевесит в Его глазах этой возможности. Кровь и Плоть предаются не за избранных и чистых, а за грешников, но в грешнике Он видит не грех, а драгоценную для Себя душу, которую хочет спасти.
Да и вообще, не было бы тогда смысла в присутствии Иуды на Вечере. Все обличения можно было бы сказать за минувшие два дня, даже тем же порядком, если уж Он не хочет говорить с ним наедине. Не первый же раз за эти дни они собирались за ужином. Зачем брать предателя на ту единственную трапезу, где устанавливается таинство? Какой в этом смысл, если все равно придется выставить его за дверь раньше срока?
Мнение, что Иуда причастился, можно найти у прот. Сергия Булгакова:
«В числе апостолов был и Иуда, и он был зван и допущен до святой трапезы: к какому бы моменту Тайной Вечери мы ни относили причащение Иуды, во всяком случае, в Евангелиях не говорится, чтобы он, присутствуя на Вечери, был отстранен от причащения» [48].
Мне тоже кажется более логичной версия, что Искариот причастился вместе со всеми.
Было ли это «в суд и осуждение», как традиционно принято говорить и писать теми, кто все-таки считает его причастившимся: мол, приняв недостойно Тело и Кровь Христову, он принял их себе на погибель? Ни в коем случае. Причаститься в суд и осуждение можно лишь тогда, когда на это нет воли Христа, а есть только своя дурная воля и самочинное причащение. И при этом ты ясно понимаешь, ЧТО ешь и пьешь, и дерзаешь принять в себя Христа наряду с грехом.
Но, во-первых, ни Иуда, ни остальные апостолы попросту не понимают до конца смысл творимого таинства — подлинный смысл Одиннадцать осознают позже, а Иуда уже не успеет. Они не знают, что это не просто разделенные с ними хлеб и вино, а подлинное и всецелое соединение со Христом.
А во-вторых, Иисус не ставит Чашу на стол и не говорит: ешьте и пейте из нее только те, кто не знает за собой тяжелого греха. Он не отдает этот вопрос на откуп апостольской совести: мол, подумайте, взвесьте и оцените свое душевное состояние и решите, можете ли вы приступить, а ты, Иуда, подумай дважды. Христос совершенно ясно говорит: ешьте и пейте от нее ВСЕ. Он не делает различия между чистыми и нечистым. «Поступайте, как Я говорю».
Если бы причастие Иуды было в суд и осуждение, то этими словами Христос загнал бы его в ловушку погибели: причаститься — грех, однако и не исполнить Его слова, воспротивиться Его ясно выраженной воле — тоже грех. Но Его цель — не затравить, и не зажать в угол, и не погубить ни при каком исходе; а значит, выполнение Его однозначного приказа не может быть ни в суд, ни во осуждение.