У Лопухина, да и не только у него, есть потрясающий по своей сердечной глухоте упрек Искариоту: «если бы Иуда действительно раскаялся, то был бы прощен, как и Петр». Недействительность раскаяния подтверждается у Лопухина отсутствием слез: «На глазах Иуды совсем незаметно тех слез, которыми обливался Петр» [64].
«Он не прощен, потому что не раскаялся, не раскаялся, потому что не прощен» — голова кругом от этой закольцованной логики. Правда, я не очень понимаю, куда в этой формуле можно вставить самоубийство, у которого все-таки нет иного объяснения, кроме раскаяния.
Отсутствие вразумительного покаяния Иуде ставят в вину даже больше, чем собственно предательство. Мол, обратился бы к Богу и был бы прощен. Ну как же: Петр смог, а он — нет. Петр, кстати, тоже не смог, и прощение получил позже, и не он в ноги Христу бросился, а Христос его милосердно вытаскивал из стыда и вины… но кого волнуют эти мелочи. Нет, как же так? Почему Иуда не верил в милость и прощение Христа, почему отчаялся, почему не просил и не плакал…
Да потому что. Иуда — не Петр, и предательство — не отречение.
Мало того, что это два абсолютно разных по характеру человека, так и грехи, совершенные ими, лежат в предельно разных плоскостях. Петр трусит и отрекается от Учителя, но это никак не влияет на судьбу Христа. Его грех не приводит ни к каким последствиям для Иисуса. Петр совершает грех против себя, против своей совести, он падает, он слаб, малодушен, но против Христа не злоумышляет ни в коем случае.
Прообраз отречения мы видим на Галилейском море, когда Петр смело выпрыгнул из лодки в бушующие волны, но на полпути до Христа от страха утерял веру и начал тонуть [65]. «Маловерный! зачем ты усомнился?» — спросил Иисус, хватая его за шкирку. Очевидно, что Петр ни сам тонуть не хотел, ни тем более Учителя на дно утащить. То же и здесь: он смело, я бы даже сказала, очертя голову рванул за арестованным Иисусом в самое логово врага, но там вдруг поддался страху и отрекся. Все несколько осложнено тем, что нечего было из себя героя на Тайной Вечере строить (хотя в лодке тоже строил: «…если это Ты, вели мне идти к Тебе» — «Ну иди, герой, сам напросился»), и до протянутой руки Христа — не три шага, а три дня, но суть остается неизменной: не зла захотел, а сил не рассчитал.
А с Иудой ровно наоборот. Иуда осознанно совершает невероятно тяжелый грех, имеющий для Христа смертельные последствия. Злой умысел в его случае очевиден. И на примере Иуды как ясный день видно, что грех — это и вина, и рана. Нагляднее некуда, хоть в катехизис вставляй.
Вина перед Тем, Кого он своей волей предал на смерть, это неоспоримо. Рана — безусловно смертельная — та, что он наносит собственной душе, вступая в соглашение с сатаной и выполняя волю сатаны. Прямо по слову Исаака Сирина о псе, который лижет пилу и пьянеет от вкуса собственной крови [66], — только в этом случае пес так лизнул пилу, что полголовы отпилил и в собственной крови захлебнулся. И уже толку нет, что лизать перестал, выжить в одиночку нереально.
Со смертельной раной помочь ему может только Тот Единственный, убивая Которого он и нанес себе эту рану. Но где Преданный, а где предатель?
Куда ему идти?
«Иуда узнал все зло, раскаялся и сознался в нем. Но не просил прощения у Того, Кто мог даровать его. Дьявол не допустил его раскаяться пред Христом, против Которого он согрешил, но удалил его еще до раскаяния, так как он не мог переносить угрызений своей совести. Ему следовало прибегнуть к милосердному Христу, а он прибегает к смерти, чтобы скорее освободиться от печальной и отчаянной жизни» [67].
«[Иуда] сам себя лишает жизни, тогда как надлежало ему плакать и умолять Преданного» [68].
Будьте реалистами, требуйте невозможного!
КУДА ему идти-то было, чтобы плакать и умолять Преданного?! Какую картинку держат в голове такие толкователи и как она соотносится с реальностью? Вряд ли к арестованному Христу, Который находился то у первосвященников, то у Пилата, то у Ирода, так запросто пускали посетителей. Единственная возможность подойти к Иисусу — отправиться на Голгофу. Но в эти часы еще не принято решение о казни, и Иуда просто не знает, где, как, когда все произойдет. Да и что произойдет вообще.
Те, кто упрекают Иуду несотворенным покаянием, то есть не-обращением к Богу, не-дерзанием на милость Христа и так далее, упускают из виду, что Искариот, в отличие от упрекающих, Евангелие не читал и катехизис не изучал. Он понятия не имеет, чем закончится эта история, для него очевидно только происходящее: Христа арестовали его милостью и вот-вот казнят, но где и как — он не знает! Он не знает, что Иисус на третий день воскреснет — и в этом незнании ничуть не отличается от остальных апостолов. Он не знает, что распятие и Воскресение спасет людей от гибели, он не знает, что Крест — это победа, а не поражение. Короче говоря, не подкован он в вопросах догматического богословия.