Во-вторых, Спаситель еще жив, евангелист Матфей относит самоубийство Иуды ко времени, когда над Иисусом еще идет суд. Но, верный Своему слову, Он оказывается вместе со Своим учеником в его смерти, еще будучи живым здесь, на земле.
И в духовной смерти. И в физической.
И это значит только одно: Иуда не попадает в шеол, куда до пришествия Христа попадали абсолютно все праведники и грешники. И он не остается один. И бесконечный ужас слияния со своим грехом вне плоти тоже его миновал.
Ибо, как Христос устанавливает таинство Причастия до Своей смерти, но как бы уже из-за ее границы (собственно, Он Сам первый ломает Свою Плоть и проливает Свою Кровь), так и Иуда, причастившись и умерев до смерти Христа и Его сошествия в шеол, оказывается там вместе с Ним еще до того, как Он там оказался в силу Своей смерти.
А значит, шеола в ветхозаветном понимании для него уже нет, потому что шеол — это полное отсутствие Бога.
Причастие не просто умозрительно соединяет нас с Богом. В Причастии мы принимаем Плоть и Кровь уже воскресшего Христа, и не важно, что таинство установлено до распятия и до Воскресения. А если мы принимаем — воспринимаем — уже преображенные Воскресением Кровь и Плоть, то это значит, что в них мы обретаем то бессмертие, которое будет нам даровано после Второго пришествия. Мы облекаемся в бессмертную Плоть Воскресшего.
Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6: 54–56).
Об этом — половина шестой главы Евангелия от Иоанна. Об этом — «соблазнительная» проповедь Христа. И недаром предупреждение дьяволу выносится после этой проповеди. Намек, которого сатана конечно же не понимает: что Мое, Я погубить не дам.
А раз мы облечены в Плоть воскресшего Христа, то не сбывается самый главный ужас: мы не становимся единым целым с грехом.
Телесность в принципе — залог возможности покаяния, которое потому и возможно на Страшном Суде для воскресших во плоти. Иначе какой смысл судить их второй раз?
А уж тем более соединение с Богом во Плоти и Крови дает возможность отстраниться, отмежеваться от греха и раскаяться в нем, отречься от него, припав к Спасителю. Потому что Он — будучи единым с нами — становится ближе любого греха, замещая этот грех, рану в душе, дыру в душе Собой, восполняя Собой недостающее. Каким бы ни был грех, Господь все равно ближе и может от него и его последствий прикрыть Собой.
История Иуды уникальна тем, что для него причастие Христу означает непопадание во все еще существующий шеол. А непричастие Ему значило бы попадание и безусловную полную смерть.
Да, конечно, через несколько часов там окажется и Сам Христос, и шеола больше не будет ни для кого, но там же безвременье и нет разницы, сколько пройдет на земле, мгновение или тысячелетие. В шеоле это все равно.
Если бы Иуда очутился в шеоле хоть на долю мгновения, он бы перестал быть вовсе, потому что грех разрушил бы его полностью. Собственно, грех это и сделал. Его спасает — бросает нить спасения — лишь Причастие.
Да, есть мнение, что Иуда и Христос встретились бы в аду, у них была бы возможность объясниться. «По той причине будто бы и удавился, чтоб предварить Иисуса во аде и, умолив Его, получить спасение» [124]. Но если бы Иуда не был соединен со Христом и до, и после смерти, то в шеоле их встреча не состоялась бы. Шеол — место, где ты оставался наедине со своим грехом, раскаялся ты в нем или нет, потому что это место, полностью отрезанное от Бога. Для Иуды это значило бы просто перестать быть человеком, личностью.
Вот от этого его спасает Христос. Спасает не тем, что они встречаются, нет. Они просто не разлучаются ни на мгновение с самой Тайной Вечери.
Господь не зря устанавливает таинство Евхаристии именно в последний вечер со Своими учениками. Он мог это сделать позже, уже воскреснув и собрав оставшихся верных Одиннадцать.
Но Он делает это накануне распятия и причащает всех учеников без исключения, чтобы, когда будет поражен Пастырь и рассеются овцы, остаться с ними и блюсти их, не давая им разбежаться, дать им сил пережить Свою смерть. Он собирает их воедино в Себе, накрепко связывает их с Собой и друг с другом, братая их Собственной кровью. Союзом любве апостолы Твоя связавый… [125] В том числе — и того, кто ушел совсем уж в страну далече. И всех нас вместе с ним, кстати. Страх сказать, но и с ним мы братаемся в крови Христа — и делайте из этого любые выводы, которые пожелаете.