– Садись! – ещё раз пригласила, но он стоял, пока она не присела сама.
Лиза пила чай с вареньем и разглядывала своего неожиданного гостя, а он был так смущён, что на его лбу даже пот проступил.
– Пей чай! – настаивала она.
– Барышня, ей-Богу, я боюсь! – сказал он.
– Чего?
– Уж больно ненадёжные ваши кружки! Возьму своей лапищей, она и треснет! – пожаловался парень.
– Не бойся, они крепкие, пей!
Пётр осторожно взял чашку, отхлебнул глоточек и бережно поставил обратно.
– Пётр Иванов! – громко сказала Лиза. – Я сейчас рассержусь на тебя!
– Да за что же это, барышня?! – вскочил он. – Чем я прогневил вас?!
– Тем и прогневил, что чай не пьёшь, брезгуешь!
– Гребую, я?! Барышня…
– Меня Елизаветой Александровной зовут, – остановила его Лиза.
– Лизавета Александровна, да я готов вам ноги мыть и воду пить, за вашу милость, а вы говорите, гребую! Ей-Богу, несправедливо!
– Пётр Иванов, я пошутила! Пей же чай!
Он осёкся и замолчал, тихо опустился на стул.
– Расскажи мне, чем ты занимаешься?
– Какое моё занятие? – переспросил он. – Наше дело маленькое – подай-принеси. В трактире я служу, на Варварке, половым.
– Ну и как, зарабатываешь?
– Хватает, чтоб с голодухи не помереть, нам с матушкой жаловаться не след, люди и хуже нас живут.
– А за что тебя били тогда? – поинтересовалась Лиза.
– А ни за что.
– Так не бывает, Пётр Иванов!
– Бывает, Лизавета Александровна. Бывает, что на тебя напраслину возведут, а народец обрадуется и руки об морду чешет, не разбирая, кто прав, а кто виноват…
– Вот как… – Лиза задумчиво посмотрела в грустные глаза парня.
Врал Пётр Иванов, ой как врал! Был он вовсе не половым в трактире, а вором с Хитровки, да ещё каким! Вором зачатый, «марухой» рождённый, ворами воспитанный, с молоком матери впитавший воровскую науку. Но в бане на него и вправду возвели напраслину: по баням не промышлял и к Дивову пришёл помыться, но, видать, кто-то из завистников накапал, его и повязали. Так что если бы не Лиза, он и впрямь Богу бы душу отдал.
Можно сказать, что он был счастливчиком, несмотря на то, что вырос и жил в хитровских трущобах. Везунчик с Хитровки – так частенько его называли подельники.
Петьке повезло уже с самого рождения: обычно «марухи» избавлялись от своих младенцев, продавая их за гроши нищим, которые день-деньской бродили с орущим ребёнком по улицам, выпрашивая милостыню. Бывало так, что дитя, утром родившись, к вечеру могло умереть от холода и голода. Но Лариса, мать Петра, не пожелала избавиться от сына, а оставила его себе. Была она женщиной очень красивой, говаривали, что в пятнадцать лет её сделал любовницей её хозяин, богатый граф и очень желал дать ей вольную, но не успел: умер от несчастного случая. Мать графа, недолго думая, продала девушку другу своего покойного сына, тот впоследствии передал её на содержание своему приятелю, и в конце концов она попала в публичный дом, где её увидел и влюбился в неё без памяти вор Федька Чубчик, который смог выкупить её оттуда.
После этого они жили на Хитровке, в отдельном вагончике; жили по-всякому: и она Федькой бита бывала, и он иногда от неё бегал по всей Хитровке, когда не отбывал на каторге, но любили они друг друга крепко.
Лариса родила сына поздно, когда ей было уже под тридцать, но ребёночек получился на удивление красивый и здоровенький. Обычной судьбы хитровских детей он не избежал, за исключением разве того, что нищенствовать его никто не заставлял, но он рано начал стоять «на стрёме». Повзрослев, научился быть и «ширмачом», и «фортачом», но последние несколько лет работал с «деловыми ребятами», грабившими очень по-серьёзному.
Везло ему необыкновенно: если он был в деле, то исход его был удачен для всех участников; если же, повинуясь интуиции, выходил из дела, значит, воров неминуемо должны были поймать! Так и случалось. За это предчувствие его и прозвали «везунчиком». До двадцати трёх лет ему удалось ни разу не побывать не только на каторге – даже в каталажке, зато удалось прикопить кой-какой капиталец. Лариса, которой тогда было уже за пятьдесят, начала мечтать, что сын бросит воровское ремесло, займётся каким-нибудь доходным делом, а там, может, и женится, а она и внуков понянчить успеет.
Но пока Петька и не думал о спокойной жизни, ведь все, рождённые на Хитровке, тут и заканчивали свои дни, как его отец, Федька Чубчик, зарезанный в пьяной драке. Жениться он пока не хотел, а от девок – отбою не было, потому как был он парень незлой, щедрый и нраву весёлого. Зачем ему жениться – он совершенно не понимал, а причитанья матери его не трогали.