– Она и так пьяная, – возразил Пётр. – А вот цацку можно, она серьги больно любит, знаю, где взять.
– Счас можно? – вскочил Степан. – Айда!
– Ишь, загорелся! – усмехнулся Петька. – Что, в женихи набиваешься?
– Мели, Емеля! – у Степана даже щёки загорелись. – Приятное девке хочу сделать, именины всё-таки, а её отец родной не поздравил…
– Отец… Давить таких отцов надо! – с неожиданной злобой сказал Пётр и встал. – Пойдём, тут недалеко, у старика Вотякова есть товар.
Вотяков торговал краденым – всем, что можно было перешить, переделать, перелицевать, изменить так, что хозяин в лупу разглядывать будет, а родные подштанники не признает. Но был у него и особый товар, штучный, требующий отлежаться два, три, а то и пять лет, – и тогда только он выставлял его на продажу.
К нему и пошли друзья. Он жил в тупиковой улочке, упиравшейся в помойку, каких было не счесть на Хитровке. Развалюха, более похожая на червивый гриб, чем на дом – лучшего хранилища для краденого было не найти. Худенький, сморщенный, похожий на сухой корешок, хозяин не сразу разрешил им войти, сначала подслеповато приглядывался сквозь засиженное мухами оконце, потом улыбнулся и открыл дверь:
– Везунчик с Хитровки пожаловал! Заходи, заходи! За какой нуждой?
– Есть ли у тебя, Никанор Кузьмич, серьги малахитовые? – спросил Петька.
– Ай подарить кому хошь?
– Да есть тут одна… Именины у неё нынче, поздравить хотим.
– Зеленоглазая зазноба… – старик ушёл в другую комнату и зашуршал там, как хомяк, потом вернулся, держа в руках коробочку.
– Гляди!
На бархатной подстилке лежали серьги, выточенные из цельного куска малахита. В форме длинной капли, а по капле извивались будто змейки разноцветные.
– Красиво?
– Красиво! – согласились парни. – Сколько хочешь?
– А сколь ни дашь – всё мало будет, потому как товар особый, штучный, не отлежался ещё. Ему бы ещё пару лет в схроне полежать, тогда и продать можно будет, а пока….
– Слушай, старик, не темни, – не вытерпел Степан. – Говори, сколь стоит, мы не на погляд пришли!
– Пятнадцать целковых, дешевле не могу! – сказал, как отрезал, Вотяков.
– Не, а что не тридцать?! – удивился Стёпка. – Или сорок?!
– Сорок сорок, это те не платок! Это вещь коллекционная, редкая, будете брать – берите, нет – до свиданьица!
– Ладно, Стёп, решили ведь! У меня есть деньги, я плачу, – Пётр вытащил из кармана смятые бумажки, отсчитал пятнадцать рублей и протянул старику. – Держи, Никанор Кузьмич, не болей!
– И вам не хворать, ребятушки! – старичок шустро пересчитал деньги и отдал коробочку. – Зазнобе своей скажите, чтоб больно в них не щеголяла, особливо днём.
– Вот мухомор старый! – сердито фыркнул Степан.
– Не шуми, Стёпа, – миролюбиво сказал Пётр. – Чего их жалеть, как пришли, так и уйдут…
– Филозофом заделался?
– Какой из меня филозоф! – усмехнулся Петька. – Иди давай, дари Маньке цацки, да помни, что старик сказал: пущай поостережётся пока носить на людях, после нащеголяться успеет!
– Это как так: я дари?! Я тута вообще сбоку припёка! – возмутился Стёпка. – Деньги ты платил, вот ты и дари!
– Стёп, да ладно тебе! Я ж не слепой! Нравится она тебе – ты и дари! А деньги… они прах еси…
– Я же говорю: филозоф! – совершенно уверился Стёпа, пожалуй, не вполне понимая значения этого слова, но чувствуя, что оно имеет непосредственное отношение к тому, что делает сейчас друг. – А ты куды?
– Куды-куды! – передразнил его Петька. – На муды!… Домой пойду, мамаше обещался…
Друзья распрощались, и возбуждённый Стёпка побежал творить праздник для Машки, а Пётр… Пётр ещё долго гулял по ночной Хитровке, вдыхая её специфический аромат и думая о Лизе и предстоящем деле, причём Лиза была на первом месте. Домой он пришёл под утро…
***
– Здоров, Петруха!
Пётр поднял глаза: перед его столиком стоял мужик довольно высокого роста, крепкий и плечистый. Был бы он вполне симпатичным, если бы не озлобленное выражение глаз.
– Что-то я тебя не припомню, – медленно сказал Пётр. – Мы встречались?
– Ты меня не знаешь, но мне про тебя сказали. Ты ведь везунчик с Хитровки?
– А ты кто? – состорожничал Петька.
– Я Федот Тёмный, может, слыхал? – мужик присел на свободный стул, не сводя глаз с Петра.
– Слыхал, как не слыхать! – с интересом присмотрелся к нему Петька. – Да ведь ты в пожизненной каторге! Сбежал, что ли?
– Убёг, – мрачно подтвердил мужик. – Дельце у меня есть одно… закончить хочу. Помощь твоя нужна!
Федот Тёмный был убийцей и грабителем. Слава о нём ходила очень нехорошая, и никаких дел с ним Петьке иметь вовсе не хотелось. Поэтому он сидел молча, вопросов не задавал и ел холодец с хреном.