– Слышь, Везунчик, ты, говорят, собираешься брать хату прокурора? – в лоб спросил его Федот.
Пётр неопределённо пожал плечами, что могло быть истолковано и как да, и как нет.
– Возьми меня в дело!
– По кой чёрт ты мне там нужен? – прищурился Петька. – Мне мокруха без надобности, мы работаем чисто и осторожно, а ты, Федот, убивец!
Чёрные глаза полыхнули ненавистью.
– Должок есть за ним сурьёзный, отмстить треба!
– Какой должок?
– А такой, что посадил он меня ни за что!
– Так уж ни за что?
Последнее дело Федота было совсем неприглядным: он и его подельники грабили дом графини Войтецкой, да на беду там оказалась молодая стряпуха с любовником. Парня избили и скинули в погреб, а девушку изнасиловали, придушили, но она осталась в живых, дала показания и их быстро арестовали. Суд был быстрым и строгим: каторга пожизненно. Прокурор просил высшей меры наказания для главаря, то есть Федота, но суд присяжных заменил повешенье каторгой. А с каторги, как известно, можно сбежать, что Федот и сделал.
– Ни за что гнить я должон был там всю жизню! – дыхнул перегаром Федот. – А я не восхотел за так пропадать! Сначала прокурор счётец пусть оплатит, а там уж видно будет!
Пётр молчал и продолжал жевать, хотя внезапно холодец стал безвкусным и пресным.
– Хочешь знать, как он мне заплатит? – наклонился над столом Федот и перешёл на шёпот.
Петька взглянул прямо в его ненавидящие глаза.
– Девка у него подросла, – хрипло сказал убийца. – Ты пойдёшь на своё дело, а я своё сделаю! Она мне должок родителя и отдаст!
– Не выйдет, – очень спокойно сказал Пётр. – Они на дачу собираются. Сперва уедут, потом уж мы и…
– А я о том и говорю, что мне твоя помощь нужна! – перебил его Федот. – Сначала уедет прокурор с кучером, а на след день дочь его со стряпухой! Я уж знаю, мне знающие люди донесли; ночью надо хату брать! Старуху пришьём, а с дочкой потешимся!
Пётр молча слушал откровения Федота и соображал, как поступить. Весь план Тёмного был построен с целью свалить преступление на Петьку, что ему очень не понравилось: либо Федот держит его за дурака, либо знает, как им, Петькой, можно управлять. Поэтому он продолжал молчать и слушать.
– Слышь, Везунчик, – дыхнул ему в лицо Федот. – Это дело решённое. Я тебя не упрашивать пришёл. В ночь посля отъезда прокурора на дачу пойдём на дело. Ты своё сделаешь, а я своё закончу. И не думай рыпаться: за тобой и матерью твоей будут следить мои ребята, а разговор у нас короткий – шило в бок и концы в воду!
– Почему я, Федя? – спокойно спросил Пётр, сдерживая закипавшую злобу.
– Так ты ж Везунчик с Хитровки! – хохотнул тот. – Авось, пробашляет, и в каторгу не попадёшь! А если и попадёшь, так ненадолго: впервой же!
Федот встал и потрепал его по плечу.
– Я пошёл, а ты жди от меня весточки да подельникам всё скажи. И про матерь не забывай: мать – это святое.
Тёмный ушёл, а Пётр через пару секунд стукнул кулаком по столу и приказал подать себе чекушку водки.
В тот же вечер он рассказал всё Степану.
– Вот вляпались, так вляпались! – Стёпка схватился за голову. – Принесло же его на наше несчастье! Что делать-то, Петя?!
– Одно ясно точно: идти на грабёж никак нельзя…
– Но и отказаться ведь нельзя, Петя! – возопил Степан. – Что, ежели нам всем сбежать, а?
– А как же Лиза?
– Какая Лиза?
– Дочь прокуророва!
– А нам-то что до неё?
– Если мы не пойдём на дело, Федот всё равно сделает то, что сказал. Снасильничает девку да и убьёт.
– Петь, ну а нам-то что за дело?! – не понимал Степан.
– Да люблю я её! – выкрикнул Пётр и замолчал.
Лиза не выходила у него из головы. Днём и ночью он представлял себе её образ и чувствовал щемящее посасывание в груди. Порой сердце замирало, порой отбивало сумасшедший ритм, и Петька наслаждался новыми для себя ощущениями. Он каждый день ходил к дому прокурора и исподтишка наблюдал за окнами и дверью. Иногда ему везло, и он видел, как Лиза отправлялась за покупками или на прогулку с подружками, но чаще он простаивал просто так, испытывая непривычное томление и сладкое расслабление всех членов.
Как раз сегодня он с тревогой признался себе, что, пожалуй, любит её так, как никого прежде не любил, включая Сонечку, и собирался отказаться от грабежа их дома, как вдруг появился этот Федот…
– Петь, ты шуткуешь никак? – с тревогой спросил Степан, глядя в понурое лицо друга.
– Знал бы, где упасть, соломки б подстелил… – вздохнул Пётр.
– Да разве узнаешь… – Стёпа беспомощно взмахнул руками. – Это я понимаю так, что в участок нам идти нельзя – всех пришьют; идти на дело нельзя, и не идти тоже нельзя… Что ж делать-то?!