– Я знаю только, что мне плевать, что со мной будет, но ни Лизу, ни мамашу я в обиду не дам! – твёрдо сказал Пётр. – Я тут подумал: надо написать записку прокурору, где всё обсказать как следует; да чтоб он сделал вид, что уезжает на дачу, а сам бы вернулся с жандармами и всех бы повязал.
– А мы? – поинтересовался Степан.
– Что мы?
– Нас тоже повяжут?!
– Стёпа, пойми, если нас отпустят, его подельники тут же мамашу порешат… Нам тоже придётся сесть в тюрьму!
– А я-то за что страдать буду?! – возмутился Стёпка. – У тебя любовь, вон как в тиятрах играют, а я причём?! Я не хочу в тюрьму!!
– Стёпа, я подробно обо всём пропишу в письме, обскажу ему как и что, попрошу, чтоб нас арестовали понарошку, а потом выпустили…
Степан с жалостью смотрел на него:
– Ты, видать, от любови от своей совсем умом тронулся! Да Федот сразу же скажет, кто ты такой и – до свиданья, паря, ждут тебя колодки, и каторга – твой дом родной!
Петька вздохнул:
– Но я всё равно так и сделаю… Тогда давай я про тебя не буду ничего писать и в дом пойду один!
Степан молчал, не зная, что сказать.
– Что молчишь? Согласен? Я тебя в это ввязал, мне и расхлёбывать!
– То, что ты говоришь, вроде как верно, но мне не по душе… Мы с тобой с детства дружки, сколь помню – всегда вместе были… А сейчас я должен в сторону уйтить и смотреть, как ты пропадаешь?
– Да с чего ты взял, что я пропаду?! – Пётр даже вскочил. – Даже если и в каторгу – там тоже люди! И бежать можно! Вон Федот – сколь раз бежал!
– Федот не так прост, как ты, Петруха. Он мужик умный, у него везде свои люди. Как думаешь, почто его никак не порешат, а только в каторгу отправляют? Он там как царь живёт. Смекаешь? Думаю, он кому-то наверху нужон, вот и живёт в ус не дует, а ты кто? Вошь мелкая, тебя к ногтю прижать – всего-то и делов…
– Но выхода у меня другого нет, Стёпа. И тебе впутываться в это не след, так что… В общем, как я решил, так и сделаю!
Петька упрямо смотрел в карие глаза друга, и Степан понял, что отговорить его уже не удастся.
– Хозяин – барин, – вздохнул он. – Делай как знаешь, но всё ж это неправильно! Могёт быть другой выход, я так думаю, надо только обмозговать…
– Ну, ты и обмозговывай, а я пойду письмо писать – Федот с минуты на минуту может посланцев прислать!
На том друзья и расстались: и тому и другому было паршиво, но ни тот ни другой не видели света в конце туннеля…
***
Письмо Петру далось с трудом. Но не потому, что он плохо умел писать, вовсе нет; Лариса выучила своего сына читать и писать ещё с малых лет, поскольку сама хорошо владела грамотой, хотя утверждала, что это принесло ей больше горя, чем радости. Да Петька особо и не утруждал себя овладением книгочейной премудрости, но теперь был очень рад, что мать заставила его выучиться грамоте. Сложность была в другом: как и в каких выражениях поведать обо всём прокурору, чтобы он поверил в его искренность и чем-ничем смог помочь ему, Петьке.
На вопрос матери, что это он там бумагу марает, Пётр ответил, что пишет стихи, и она успокоилась. После часа бесплодных попыток он решил, что стихи было бы легче написать, и с досадой отложил карандаш.
– Мамаша, давайте ужинать? – предложил он.
После еды в мозгах немного прояснело, и Петька решительно принялся писать:
«Доброго вам здоровья, милостивый государь Александр Ипатьевич!
Вы меня не знаете, но дочь ваша милостью своей спасла меня от неминуемой гибели, посему считаю за собой должок и, как человек честный, должен вам отплатить за свою жизню. Федот Тёмный, коего вы упекли в каторгу, сбежал и воспылал желаньем вам отомстить. Как только вы уедете на дачу, он сей же ночью залезет к вам в дом и учинит насилие над Лизаветой Александровной. Попасть в дом помогу ему я, Пётр Иванов. Отказаться мне никак нельзя, потому он угрожает смертью моей мамаше, а она у меня одна и я крепко её люблю. Вы, Александр Ипатьевич, сделайте вид, что уехали, а сами устройте засаду, но будьте осторожны, потому как у Федота везде свои люди, и следят они и за вами, и за мной, это уж беспременно! И ещё у меня к вам есть просьбица малая: вы и меня арестуйте тоже, чтобы Федот чего не заподозрил, иначе подельники его матушку мою порешат, а как сироте на свете живётся, вы, чай, знаете. Спасите мать мою от этих убивцев, Александр Ипатьич, а я перед вами буду за то в вечном долгу.
Потом как-нибудь меня выпустите, но Федот должен быть уверен, что я на его стороне. Можете даже побить меня для виду – мне не привыкать, спросите у Лизаветы Александровны.