Выбрать главу

– Матвей, замолчи! – оборвала его Лиза. – Раз уж вы здесь хозяин, будьте любезны, остановите это беззаконие!

– Уж очень они переживают, Сергей Афанасьевич, явите милость! – снова вступил в разговор кучер.

Дивов повернулся, и его серо-зелёные, с холодным блеском глаза встретились с гневным взглядом Лизы.

– Ваш батюшка Александр Ипатьевич, не адвокат ли? – медленно спросил он.

– Прокурор!

– А вы, значит, решили на защиту обездоленных… встать?

Серые глаза девушки вспыхнули негодованием:

– Избивать привязанного человека – низко, а смотреть на это, имея возможность остановить, – просто подло!

– Так я, по-вашему, подлец? – улыбнулся он.

Лиза смешалась.

– Федька! – крикнул Дивов, по-прежнему улыбаясь.

– Чего изволите, Сергей Афанасьевич? – отозвался здоровый детина в поддёвке.

– Отвяжите его и тащите сюда!

– Сей секунд!

Федька щёлкнул пальцами, и два парня в опорках, кожаных фартуках и с волосами, перехваченными ремешком, метнулись к столбу, развязали верёвки и подтащили вора к хозяину.

– Ты меня слышишь?

Человек молча висел в руках банщиков.

– Подними ему голову! – приказал Дивов.

Федька за волосы запрокинул голову вора вверх:

– Слышь, паскуда, отвечай хозяину!

На лицо человека страшно было смотреть: его покрывали синяки, кровь сочилась из разбитого носа, рта, ушей, под обоими глазами налились кровоподтёки…

Лиза не смогла сдержать слёз, они струйками текли по её щекам. Она стиснула кулачки и прижала их к груди.

– Господи, разве так можно, разве по-людски это?!

Человек разлепил губы, превращённые «добрыми людьми» в кровавое месиво, и просипел:

– Он мне… не хозяин…

– Ах ты, гад! – Федька рванул его за волосы, но вор не издал ни звука.

– Прекратите! – крикнула Лиза.

– Фёдор, не надо, – спокойно сказал Дивов. – Ты слышишь меня, вор?

– Да…

– Я твой хозяин сейчас. Твоей жизни и смерти. Мог бы оставить тебя у столба, и тебя забили бы до смерти, народ у нас добрый, сам знаешь. Но эта милая барышня пожелала, чтобы тебя отпустили. Поблагодари её, вор.

Налитые кровью щёлки, которые когда-то были глазами, взглянули на Лизу:

– А я в милости не нуждаюсь!

– Вот видите, Елизавета Александровна, вы его пожалели, а народец-то благодетелей своих ни во что не ставит! – вздохнул Дивов. – Федя, выбрось его отсюда!

– Слушаюсь, Сергей Афанасьевич!

Банщики сволокли вора с крыльца, Фёдор с силой пнул его в зад, и он кубарем полетел в апрельскую мокреть, пропахав её лицом и всем телом.

Лиза ахнула, торопливо вытащила платок, завязала в него деньги и сунула Матвею:

– Матюша, отдай ему! Скорее! Скорее отдай!

Ошалевший от всего случившегося, кучер доковылял до лежащего в слякоти вора и пихнул узелок ему в ладонь:

– Малый, это тебе от моей барышни, вставай и уходи скорее!

Вор схватил Матвея за рукав и тяжело поднялся на ноги.

– Премного… благодарны…

– Иди, иди с богом!

Матвей вернулся к Лизе, всё ещё не сводившей глаз с шатающегося вора, и взял её под локоток:

– Пойдёмте, пойдёмте, матушка, а то уж и губки побелели, и дрожите вся… вот ужо мне будет от батюшки, ежели вы в горячке сляжете!

– Моё почтение, Елизавета Александровна! – сказал ей вслед Дивов.

– До свидания, – отозвалась она, даже не оглянувшись.

***

От всего увиденного Лиза всё-таки слегла в горячке. Нервы её не выдержали потрясения. Несколько суток она пролежала почти в беспамятстве, вновь и вновь переживая случившееся тем апрельским днём. В тяжёлых сновидениях ей представлялось страшное лицо вора, с которого смотрели холодные глаза хозяина бань; она видела, как толпа озлобленных людей набрасывается на преступника и рвёт его в кровавые клочья; как Дивов улыбается, оскалив белые зубы.

Всё это время Александр Ипатьевич, её отец, почти не отходил от кровати дочери. История его жизни была проста и незамысловата, как у многих в то время. Он рано женился (ему было всего двадцать) на восемнадцатилетней девушке, дочери богатого купца, который хотел, чтоб его внуки непременно были дворянами. Ольга Васильевна, жена его, вышла за него по обоюдной любви и была счастлива все несколько лет их совместной жизни. Девушка она была хрупкая, слабого здоровья, что тоже не было редкостью, и умерла в родах, оставив потрясённому мужу дочь.

Александр очень горевал по всем сердцем любимой супруге и первое время не замечал ребёнка, считая Лизу причиной смерти Ольги Васильевны. Он даже обращался с кощунственным упрёком к Богу, негодуя на него за то, что он отобрал у него возлюбленную, но дал жизнь маленькому пищащему комочку.