Александр Ипатьевич попросил подать кофе и сигары в кабинет и оставил Лизу одну. Она была ошеломлена: отец не принял её всерьёз, сначала рассердился, потом посмеялся над ней… Что же делать? С кем посоветоваться, как поступить?
– Кстати, Лизанька, я принесу тебе одну книгу, Достоевского, про каторгу. Почитай на досуге! – выглянул из кабинета прокурор. – А пока займись списком гостей!
Своё обещание он сдержал и на следующий же день принёс дочери «Записки из мёртвого дома».
***
Пётр тем временем страдал в тюрьме. Причём одолели его не душевные муки, как он предполагал, а физические… Благодаря Ларисе он был человеком чистоплотным: мать с малых лет приучила его мыться по утрам и вечерам, менять одежду не тогда, когда она станет похожей на доспехи, а значительно раньше, баню Пётр тоже посещал как вздумается, так что клопы, вши, блохи были ему практически незнакомы. Тем тяжелее было ему сейчас: словно бесчисленные тьмы татар, атаковали его вредоносные насекомые, не давая ни секунды покоя. Сражаясь с ними, он и думать забыл о предстоящей каторге, все помыслы его устремлялись к горячей парной и мылу с мочалкой.
– Вот чертяки! – шипел Пётр, яростно почёсывая многочисленные места укусов. – Как навалились!
Конечно, он был рад, как говорил Стёпке, принять муки за свою любовь к Лизе, но муки эти были какие-то… низменные! Не так он представлял себе страдания из-за любви…
– Это не клопы, а медведи какие-то! – пожаловался он матери на очередном свидании.
– Потерпи, Петрушечка, вот дойдём до места, я тебе их выведу, средство есть, – уговаривала его Лариса. – Справки я все собрала, деньги у меня есть на первое время, так что устроюсь там, а глядишь, через год-два тебя и на поселение отпустят… заживём!
– Эх, мамаша, не следует вам со мной идти, зачем вам-то истязать себя?
– Молчи, Пётр! В радость мне это – с родным дитятей горе разделить! Да и не смогу я здесь… с тоски пропаду!
Много раз они спорили, но каждый оставался при своём. Наконец был назначен день отправки очередной партии арестантов, в которую и вошёл Пётр.
День с утра задался какой-то серый, небо затянуло тучами, моросил мелкий дождь. Партия каторжан, бренча кандалами, двигалась ни шатко ни валко, следом ехали телеги, на одной из которых сидела Лариса.
Лиза также с раннего утра высматривала Петра из кареты, которой правил Матвей, угрюмый, неразговорчивый, страшно недовольный тем, что она всё-таки заставила его сделать это вопреки распоряжению Александра Ипатьевича никуда дочь не возить! Но Лиза, если ей надо было, могла уговорить мёртвого.
– Матюша, ну когда же их погонят? – нетерпеливо вопрошала она.
– Должно, скоро, барышня, – хмуро отвечал Матвей, пыхтя самокруткой. – И зачем вам это надо, матушка Лизавета Александровна?
– Молчи, Матвей, тебе не понять!
Лиза напряжённо всматривалась вдаль и наконец увидела группу арестантов. Они шли неторопливо, молча, не глядя по сторонам. Поравнявшись с каретой, они, как по приказу, скинули шапки, обнажив остриженные наполовину головы. Девушка ахнула. Не так она представляла себе эту встречу! Она думала, что воскликнет: «Пётр!» – и бросится ему навстречу, а он вырвется из рядов каторжан и подбежит к ней, и они то ли обнимутся, то ли пожмут друг другу руки, и взгляды их скажут всё… Что – всё, Лиза никак не успевала додумать, но что-нибудь романтическое, возвышенное!
В действительности же она не смогла издать ни звука: в горле пересохло, язык прилип к нёбу, и лишь по ярким синим глазам девушка смогла опознать Петра, не сводившего с неё взгляда… Он нашёл в себе силы улыбнуться ей и кивнуть головой. Так же она обменялась взглядами с Ларисой, и каторжане ушли, оставляя за собой лишь следы в грязи…
– Ну что, барышня, вертаемся домой?
– Поехали, Матвей, – вздохнула Лиза и откинулась на спинку сиденья.
Настроение у неё было подавленное, но, к счастью, продолжалось это недолго: насущные проблемы и предсвадебные хлопоты взяли своё, Лиза с упоением занялась примеркой подвенечного платья, поиском украшений и прочая, прочая, прочая… Впрочем, где-то на периферии её сознания гнездилась мысль о Петре, томившемся в каторге, да взбрыкивало иногда желание поехать в Сибирь, но Лиза решительной рукой натягивала повода и усмиряла свой порыв…