Что ещё добавить? В положенное время была сыграна свадьба, и молодые уехали в путешествие, по совету прокурора выбрав Старый Свет: Италия, Франция, Вена. Предполагалось, что оттуда они вернутся поздней осенью, а за это время дом Дивова будет отремонтирован и меблирован по проекту, который они вместе с Лизой и составили. Александр Ипатьевич обещал присмотреть за переделками.
Так всё и случилось. Вернувшись из Европы, молодые въехали в дом, и Лиза… простите, Елизавета Александровна полностью погрузилась в хозяйственные, но от этого не менее приятные хлопоты. Столько всего надо было доделать и переделать! Новизна хозяйствования в своём собственном доме настолько увлекла её, что о Петре она даже и не вспоминала!
Европа невероятно ошеломила её воображение, затмив всё читанное прежде живыми впечатлениями; любовь, открывшаяся с физической стороны, доставила множество приятных минут (Дивов был отменным любовником, умелым и осторожным, и приложил много усилий, дабы своей пылкостью не испугать молодую жену), так что несчастный, пожертвовавший своей жизнью, чтобы спасти Лизу, был не то чтобы забыт, но надёжно задвинут в глубины сознания.
Не то Пётр… Оказавшись на каторге и пережив нелёгкое время приспособления к тамошним условиям и требованиям, он погрузился в рутину, и лишь воспоминания о Лизе помогали ему не сдохнуть от тоски. Отдалённый от неё тысячами километров, Петька постепенно наделил её образ всеми положительными качествами, так что Лиза мало-помалу превратилась в ангела. Пылкое воображение Петьки привело к тому, что он постепенно уверил сам себя, что Лиза так же любит его, как он её, и ждёт его возвращения с надеждой. Эти безумные мысли помогали ему влачить своё существование безропотно и покорно, пока не произошло одно событие…
Минуло уж три года, как он оказался в Сибири. Мало-помалу Пётр привык и к принудительному труду, и к вездесущим насекомым, и к тараканам в щах, и к острожным кандалам, и к невозможности уединиться… Даже к тамошней бане притерпелся, хотя первое знакомство с ней повергло его в ужас! Представьте, что привели чуть не три сотни арестантов в баню для простого люда, да половину загнали внутрь, чтоб побыстрее помылись! Набилось их – как сельдей в бочке, шум, гам, споры из-за шаек, которых не хватило, из-за воды (одной шайкой надо было умудриться помыть и голову и тело), из-за места, из-за мыла, похожего на крохотный кусок усохшего сыра…
Петька от всего этого ошалел немного, и получилось так, что в первый раз он и помыться-то не смог. А всё из-за чего? Из-за кандалов, конечно! Никто ему не сказал заранее, что снять подштанники, не снимая кандалов – нелёгкая наука: сначала надо снять бельё с одной ноги и пропустить его между ногой и кандальным кольцом, потом продёрнуть его сквозь кольцо на другой ноге, затем, сняв подштанники с этой ноги, опять продеть к себе обратно. Петька этой науки не разумел, в кальсонах запутался, в результате чего остался без долгожданной помывки. Потом, правда, собратья по несчастью его научили.
А характер у Петра был незлобивый, невспыльчивый, так что вскоре появились у него и здесь знакомцы, с которым можно было словцом перекинуться; худо-бедно обзаведеньице кой-какое завелось: чайник, сундучок с замком, всё чин по чину. Так, может быть, он и дотянул бы до конца срока, но появился в остроге новый арестант – Саня Лукин, юноша, немногим младше самого Петра. Было ему года двадцать два, невысокий, хрупкий, с каким-то утончённым лицом, светло-серыми глазами, русоголовый, он первое время отсиживался молча, утирая мокрые глаза, но спустя пару недель начал разговаривать. Пётр сразу почувствовал к нему симпатию, старался помочь пообвыкнуться на новом месте, облегчал, насколько это было возможно, каторжный труд. Мальчик принимал услуги Петьки с благодарностью и какой-то покорностью, отличавшей все его действия. Однажды он рассказал Петру, за что попал в каторгу.
Саню привезли в дом одной богатой барыни из деревни. Сначала он был просто на подхвате, потом же, заприметив его миловидную внешность, барыня сделала его лакеем: каждому приятно, когда за обедом подливает вино, меняет блюда или подаёт салфетку красивый слуга. Так он прослужил два года, выучившись всем тонкостям этого дела, как однажды барыня, наверно, изрядно перебрав вишнёвой наливки, воспылала к нему страстью. Была она вдова, уже давно; приятелей-мужчин у неё не было, а молодой слуга показался подходящей кандидатурой для утоления плотских желаний. В конце концов, он должен делать, что ему прикажут?! Она и приказала…
– А ты что же? – спросил Пётр.
– А я, Петруша, не смог… – удручённо сказал Саня.