– Ну-ну, голубчик, не волнуйтесь так! – доктор покровительственно похлопал его по плечу. – Это так называемая младенческая голубизна; у всех новорождённых: котят ли, щенят или детей – глаза голубые. Истинный цвет проявится попозже!
Но, несмотря на уверения доктора, цвет глаз младенца не менялся, а наоборот – всё прояснялся, так что вскоре Николаша стал обладателем необыкновенно синих, как незабудки, и вечно удивлённых глаз.
Дивов с немым недоумением засматривался в эти глаза, пытаясь распознать причину их появления у его наследника. Лиза молчала и улыбалась загадочной улыбкой Джоконды; она вообще после родов как-то остепенилась, пополнела, стала спокойной и к мужу начала относиться чуть свысока, как будто ей, приобщившейся к таинству рождения, открылись вечные истины, увы, недоступные мужчинам.
– Должно, в матерь барыни пошёл, в покойницу Ольгу Васильевну! – как-то проворчал Матвей, у которого душа разрывалась из-за мучений барина.
– Да?! – вскинулся Дивов и помчался к тестю.
– Папа! – воскликнул он. – Какие глаза были у Ольги Васильевны? Не голубые ли?
Прокурор задумался. За давностию лет такие детальные подробности облика его горячо любимой покойной жены как-то стёрлись из памяти.
– Пожалуй, что и голубые, – подумав, согласился он, и Дивов, совершенно успокоившийся, отправился домой, купив по дороге сыну огромного плюшевого медведя, за что был нещадно выруган, а медведя запаковали в мешок и спрятали на антресоли до поры до времени.
Одна Лиза знала ответ на терзавший Дивова вопрос, да и Матвей тоже; но между ними было подобие немого сговора: оба молчали и ни разу никто из них не проронил ни звука о том, что случилось той ночью…
Николаша подрастал, радуя всех своих родных, – мальчик он был бойкий, крепкий, здоровье – отменное, он почти не болел теми детскими болезнями, которыми положено переболеть всем детям во младенчестве, лишь изредка у него случался насморк, – и к пяти годам превратился в очаровательнейшего пострелёнка, с повадками всеобщего любимца и баловника. Впрочем, мальчик он был добрый, и все проделки его дышали лукавством, но не злобой.
– Ангельчик! Чисто ангельчик! – восклицала изрядно постаревшая Татьяна.
И вот однажды летом, когда семья готовилась к переезду на дачу, посыльный мальчишка принёс Лизе конверт. Она не торопясь распечатала его и достала листок дорогой почтовой бумаги, на котором было написано: «Гостиница «Астория», номер 113, завтра в четыре. П.»
Руки её задрожали и, не в силах удержаться на ногах, она присела.
– Что такое, Лиза? Тебе нехорошо? – обеспокоенно спросил появившийся в дверях Дивов.
– Ничего, немного голова закружилась, – спокойно ответила Лиза, пряча листок в карман домашнего халата.
– А что это за письмо? Мне?
– Нет, Серж, это Натали приглашает меня завтра к себе на обед. Пойти ли?
– Конечно, Лизунок, сходи! Отдохнёшь чуть-чуть, а мы с Николашкой пойдём в магазин удочку покупать, да, сынок? – подхватил он на руки пробегавшего мимо мальчика.
– Да! – звонко крикнул тот. – И я! Буду! Ловить! Рыбу!!
– Конечно, будешь! – Дивов поцеловал сына и отпустил его, а Лиза почувствовала, как пугливым зайчишкой сжалось её сердце.
Ночь она провела очень неспокойно, душа горела с такой силой, что, казалось, могла воспламенить не только самоё Лизу, но и подушки с одеялами. Встала она совсем разбитая и до трёх часов бесцельно слонялась по комнатам, думая мучительную думу: идти или не идти? Совсем уж решилась остаться, но в половине четвёртого вдруг вскочила как встрёпанная, мигом собралась и выскочила из дома.
Сердце билось как загнанный зверь в клетке. Едва переводя дыхание, Лиза подняла руку и сжатым кулачком постучала в дверь с номером 113.
– Момент! – послышалось изнутри.
Дверь распахнулась, и Лиза увидела перед собой стройного и очень красивого молодого человека, внешность которого отличалась некоторой благообразностью.
– Здравствуйте, – в замешательстве пробормотала она. – Я ищу… мне сказали…
– Здравствуйте, здравствуйте, – юноша сделал широкий приглашающий жест в комнату. – Проходите! Вы ведь к Петру Фёдоровичу?
– Да…
– Петя! – громко крикнул молодой человек. – К тебе пришли! Дама!
– Я уже здесь! – и Пётр выскочил из примыкающей к первой комнаты.
Лиза замерла, впившись взглядом в любимого человека, которого она не видела вот уже пять лет.
– Саня, – негромко сказал Пётр.
– Понял! – юноша ретировался, неслышно прикрыв за собой дверь.
– Ну, вот мы и одни, Лизавета Александровна… – Пётр взял её за руки. – Дай наглядеться-то на тебя…