Лиза страдала, глядя на его мучения, но помочь ничем не могла: её мир также распался на части. Приблизительно тогда же ей доставили пакет, в котором лежал золотой крестик на тонкой цепочке, а на словах передали, что Пётр погиб во время волнений в Петрограде…
Октябрьский переворот окончательно расставил все точки над i: прошлое ушло безвозвратно, чтобы выжить, надо было совершать решительные действия, которые приравнивались к измене, – в восемнадцатом году Николай перешёл на сторону большевиков и поступил под командование Тухачевского. В 1920 году наступал на Варшаву, в 1921, во время штурма мятежного Кронштадта, был убит…
Лиза получила похоронку и с этого времени жизнь её покатилась под откос. Со смертью сына умерла и она; на чёрном небосклоне её бытия всходило только чёрное солнце, ночи были бессонными и иссушающими, дни – лишёнными всякого смысла.
«Зачем я, старуха, живу? – вопрошала она себя. – Бестолковая, никому не нужная вошь! Копчу небо зря, а Господь никак не приберёт меня к себе».
В 1921 году Лизе исполнилось пятьдесят девять лет, она сильно постарела, высохла, волосы её покрыла седина. Благодаря небольшой пенсии, выплачиваемой ей как матери военного, погибшего при защите Советской России, продуктовым карточкам и немногим ценностям, которые она смогла сохранить, ей удавалось не умереть от голода; эпидемии, бушевавшие в стране, обошли её стороной…
В 1922 году Лиза была старой, несчастной и совершенно одинокой…У неё была небольшая комнатка в коммунальной квартире; в стране, благодаря новой экономической политике, потихоньку налаживалась жизнь, но Лизе было всё равно… Она звала смерть, но старуха с косой никак не хотела идти за другой старухой…
Летом двадцать третьего года она сидела на Патриарших прудах и, держа в морщинистых пальцах золотой крестик, в который раз вспоминала свою жизнь…
«Говорят, на наших ладонях начерчена линия жизни… Может, у кого-то так, а у меня – пунктир… Пунктиром прошла моя жизнь… Встречи с Петром… То ли радость, то ли разочарование от них, не пойму… Серёжина смерть… Петя… Николашенька ушёл раньше меня… – серые выцветшие глаза наполнились слезами. – Папа, Матвей, Татьяна – все они ушли… одна я, никчёмная, живу… Господи, прибери меня к себе, мне так одиноко!»
Лиза вытащила смятый платочек и промокнула слёзы. Потом мысли её опять вернулись к началу и стали перебирать имена дорогих и любимых людей, как пальцы мусульманина перебирают чётки при молитве…
– Вы позволите?
Лиза подняла глаза: рядом с ней стоял высокий, ссутулившийся старик, опиравшийся на трость.
– Можно присесть?
– Пожалуйста.
Старик опустился на скамью, вытащил платок и утёр вспотевший лоб.
– Ну и жара сегодня, верно?
Лиза никак не отреагировала. Никакого желания общаться с незнакомцем у неё не было.
– Совсем как летом девяностого года… – задумчиво сказал он. – Вы помните то лето? Июль, жара, «Астория»?
Лиза замерла. Она не верила своим ушам, которым послышалось что-то неуловимо знакомое не в голосе, нет! Но в его интонациях. Она медленно обернулась и уставилась на соседа по скамейке, в глазах которого поблескивали слёзы.
– Лизанька, ты совсем не узнаёшь меня? – тихо спросил он.
– Петя?! – Лиза схватилась за сердце, и свет померк перед её глазами.
– Лиза, Лиза! Очнись! – как сквозь вату услышала она.
Она лежала на лавке, под головой был свёрнутый пиджак Петра, сам он стоял над ней со стаканом воды в руке.
– Слава Богу! – он тоже держался за грудь. – Лизанька, прости меня, старого осла! Я не должен был так шутить!
Пётр помог ей сесть и поднёс стакан к губам:
– Выпей водички!
– Петя, у тебя корвалол есть? – слабо спросила Лиза, придерживая трепыхавшееся сердце.
– У меня валидол. На!
Она засунула под язык таблетку и сердито сказала:
– Старый дурак!
– Полностью с тобой согласен, Лизанька! – Пётр взял её руку и поцеловал. – Дурак, какой же я дурак!
– Но, Петя, ты же погиб! Мне принесли крест и сказали, что ты… что тебя убили! – немного невнятно из-за валидола проговорила Лиза.
– Я и был как мёртвый, – согласился он. – В конце концов, тогда мне было уже шестьдесят – в этом возрасте многие живые ничуть не краше мёртвых! Но мне удалось выкарабкаться! Чудом, я считаю…
– Но ты же уехал в Швейцарию, помнишь, когда ты говорил, что грядут тяжёлые времена? Боже, Петя! Как ты был прав! Какие времена я пережила… – Лиза не выдержала и расплакалась.
– Возьми платочек, – предложил Пётр.
– У меня свой, – Лиза чуть брезгливо повела плечами.