— Вы, Алексей Павлович, извините, я вам сразу полдесятка принесу, для вас это даже незаметно будет, а меня уж и ноги не носят...
Потом молоко пили с булками, потом подушками кидались, потом Алексей Павлович приказал:
— Тише! А то я от вас укачиваюсь, как от морской качки.
А мы все с кроватей повскакали, его облепили и кричим:
— Рассказывать, рассказывать, рассказывать...
Очень весело нам было.
Вдруг главный доктор пришёл и крикнул:
— Марш все по кроватям!
Подсел к Алексею Павловичу и что-то с ним зашептал. Долго шептал. Потом мы все поняли, про что он шептал: про войну. Пока мы спали, как раз война началась — проклятый Гитлер со своими фашистами напал на Советский Союз. Тут Алексей Павлович заторопился из больницы уходить. Спорили они, спорили с главным доктором, и даже до крика дошло у них. Алексей Павлович встал, и главный доктор перед ним стоит, руки в боки держит.
— Не имеете права, — Алексей Павлович говорит. — Я должен явиться в свою военную часть, к своим товарищам-лётчикам, к своему начальнику.
А главный доктор в ответ:
— Сейчас я ваш главный начальник.
Алексей Павлович ему говорит:
— Неправильно это. Вы — главный начальник над нянечками и сёстрами, а не над военными лётчиками.
Тут главный доктор совсем закричал:
— Вы, — кричит, — для меня не военный лётчик, а больной скарлатиной, как все эти ребята! Уж если вы такой военный, так нечего было и скарлатиной болеть... И не повышайте на меня голос, потому что это дурной пример для всех ребят. Сегодня на меня скарлатина кричать будет, завтра корь, а послезавтра коклюш закричит!
Алексей Павлович очень смутился и попросил прощения у главного доктора. А главный доктор ответил:
— И вы меня извините.
Пожали друг другу руки, и ушёл главный доктор. А мы стали выспрашивать Алексея Павловича про войну. Военный лётчик Алексей Павлович сел посередине нашей палаты и покашлял. Потом заговорил:
— Напали на нас фашисты сегодня ночью и на многие города уже бомбы сбросили. На Севастополь сбросили, на Киев, на Житомир и людей поубивали. Они сразу хотят нас запугать, но не будет этого, ребята, не такие мы с вами люди, чтобы испугаться Гитлера с его фашистами. Правильно я говорю?
— Правильно! — закричали мы все. — Ура!
И нам было даже странно смотреть на наших нянечек, которые ходили с заплаканными глазами и очень нас всех гладили, и тискали, и даже целовали — точно мы были лётчики, или танкисты, или военные моряки.
У НАС В БОЛЬНИЦЕ
Война началась, а у нас всё по-прежнему в больнице. Лежим себе, кушаем, лекарства разные глотаем — кому сладкие дают, кому горькие, кому солёные. Одни выписываются, другие приезжают. Мама моя в окошко заглядывает, даже Иван Фёдорович однажды пришёл в полной форме и в окно на меня посмотрел. Все ребята ко мне с вопросами:
— Это твой милиционер?
— Мишка, может, ты на колбасе катался?
— Мишка, это твой папа милиционер?
Я спокойненько отвечаю:
— Мой папа не милиционер, а пожарник. На колбасе я никогда не катался. А это мой хороший знакомый Иван Фёдорович Блинчик. Я на его участке живу, и у меня с ним хорошие отношения.
Долго потом обо всём об этом разговаривали. Не у всех ребят папа пожарник, и не у всех милиционер знакомый. А после ужина мы с моим соседом Толей Захаровым решили уходить на фронт. Скучно же так лежать. И ещё потому решили уходить, что давеча нам военный лётчик Алексей Павлович так сказал:
«Войну мы кончим нашей победой, потому что весь народ воевать будет».
Весь, а мы?
На дорогу мы себе начали откладывать продукты. По одной котлете от обеда, по полбулочки от завтрака, сахар от ужина, картошку жареную в бумагу завернули и яблоков пять штук. И как все заснут, мы давай шептаться:
— Давай к танкистам пойдём.
— Нет, к лётчикам.
— К лётчикам не возьмут, у них вокруг аэродрома часовые ходят...
— А у танкистов не ходят?
— Танки просто в лесу стоят.
— А если в пулемётчики?
— Тогда уж лучше к артиллеристам. У них во какие пушки! Вот так мы однажды говорили, говорили, вдруг сирена завыла.
Как прошлым летом. И гудки. Большой шум сделался. Я Захарову объясняю:
— Знаешь, что это такое? Это учебная тревога. Как такая штука завоет — так моя мама бежит учиться.
А Алексей Павлович спустил ноги с кровати и говорит: