— АААААААА! — мир вокруг меня задребезжал от страха и ужаса.
— АААААААА! — проорал Антоха в унисон мне и рванул что есть мочи к тропинке.
Я понёсся за ним. Земля выпрыгивала из под ног. Ледяной ужас сжимал сердце и лёгкие. Задыхаясь, мы бежали к выходу из парка, бежали к перекрестку, через пустырь, на школьный, школьный…
Под коньками клацал асфальт.
Антоха пересрался настолько, что до самой школы бежал прямо в лыжах.
Отдышавшись, мы решили поскорее разойтись по домам. Я судорожно добрался до квартиры, поел какой-то каши и до позднего вечера бездумно пялился в экран телевизора.
Отец смотрел хоккей.
Ночью мне приснился парк. Колодцы потемнели, парковые деревья тянули к ним свои сухие облысевшие ветви. Я с замиранием подходил к правому колодцу и синяя рука хватала меня за шнурки на ушанке. Из под снега доносился заливистый женский смех.
Утром перед уроками мы доложили о результатах разведки Юрку. Юрок предложил всё же сдать труп ментам и мы нашли его довод весьма разумным. Не оставлять же его там лежать. Кто-то же её ищет…
После уроков мы отправились к участковому, который сидел в небольшой каморке рядом с игровым клубом. В клубе взрослые пацаны щёлкали по кнопкам игровых приставок. Участковый чуть ли не ежедневно щёлкал рюмки.
Когда он, шатаясь, приходил во дворы поучать пьяных, смеялся весь район.
Трясясь от волнения, мы постучались в расшатанную дверь милицейского пункта. Нам никто не ответил. Стучать второй раз мы постеснялись. Юрок, будучи самым высоким из нашей троицы, заглянул в окно, увитое замысловатой чугунной решёткой.
— Лежит на диване, как труп… — передал он нам сверху.
На следующий день идти к участковому расхотелось. Чем он нам поможет? Посовещавшись, мы решили пойти на Масленицу в следующие выходные. На гуляния сгоняли кучу ментов для пресечения массовых драк и алкогольного буйства. Там-то мы и отведём товарищей милиционеров к ужасным колодцам…
Искать ментов на Масленицу мы снова пошли вдвоём, на этот раз Юрок с нами даже не просился. Менты важно ходили по аллеям в своих серых бушлатах, шмыгали носом и строго смотрели по сторонам. Подходить к ним было страшновато, поэтому мы просто плелись за нарядом по длинным тропинкам и садились на каждую встречную лавочку: поправляли валенки и ушанки, пили остывший чай из старого термоса Тохи.
— Слушай, — сказал мне Антоха, когда на главной поляне уже жгли соломенное чучело, — А ведь нас будут допрашивать.
— А допрашивать-то нас без родителей нельзя… — вспомнил я одну из сцен моей любимой серии про Дмитрия Блинкова-младшего.
— Меня отец убьёт за такое.
Я представил себе маму, сидящую в отделении после длинного рабочего дня на керамическом заводе. Сердце моментально сжалось.
— Мда. Меня тоже не похвалят…
Мы виновато посмотрели друг на друга, встали и пошли домой, не желая подставлять и без того измученных родителей.
Труп снился мне ровно неделю, а потом, как это обычно и бывает в детстве, новые приключения затёрли неприятные воспоминания.
Уже в июле, гуляя с мамами в парке, мы увидели, что колодцы снесли, а кустарник вокруг вырубили на корню.
На стволе старого дуба висел обрывок выцветшей красно-белой ленточки.
Пакет
В седьмом классе я копил на пакет. Все нормальные пацаны ходили в школу с пакетами. Чем меньше находилось в нём учебников и тетрадей, тем было круче. В идеале к девятому классу в пакете у нормального пацана должна была остаться тетрадка, ручка и пачка дешёвых сигарет.
Я умудрялся хорошо учиться, поэтому таскал с собой пять учебников, тетради, железный треугольник и циркуль. Острые края треугольника и обложки учебников изодрали старую чёрно-белую Марианну. Срочно требовался новый, прочный и надёжный соратник.
Не знаю почему, но хороший пакет в киоске стоил тогда аж двенадцать рублей. Жили мы достаточно бедно и денег на обеды мне не давали. Детей из малоимущих семей после третьего урока строем водили жевать манную кашу и запивать её сладким майским чаем. Необходимую сумму пришлось скрести по сусекам: обшаривать труднодоступные места квартиры, утаивать мизерную часть сдачи, выменивать фишки на какие-то жалкие копейки.
На самом деле, накопил я их достаточно быстро. За неделю или, может быть, за десять дней. Но это сейчас десять дней кажутся быстротечным отрезком времени, а в детстве за полторы недели могло произойти всё, что угодно. Так или иначе, одним знаменательным утром я отправился в киоск, отдал толстой продавщице двенадцать рублей, бережно переложил в новенький пакет учебники и пошел в школу. Острый треугольник пришлось спрятать под обложку ненавистной мне алгебры.