Прыгаем вокруг, за борта хватаемся, а Агафон нам гудит. В самом деле, негоже это — возле машины прыгать.
— Санька! — кричу. — Куда!.. Ванька! Под колеса захотели? А ну отцепись!
Остановился Агафон возле базарных лотков и спрашивает:
— Вас что это столько здесь?
Я говорю:
— Да вот… тебя ждем.
— Зачем ждете?
— Стало быть, — говорю, — ехать надо.
Агафон кричит:
— На чем ехать?
Я кричу:
— На чем, на чем!.. Не на тебе, чай! Места у тебя, что ли, в кузове мало?
— В кузове? — кричит Агафон. — Ах, в кузове!.. Поди взгляни!
Полез я на колесо, слышу, чем-то сильно несет, запах такой дурной, едкий.
— Чего это у тебя тут? — кричу Агафону. — Никак барда!..
— А ты думал, пуховые перины?
Батюшки, думаю, что же делать, барда — это ведь корм для свиней, отходы пивного завода, как в ней поедешь, в ней не только ехать, а противно рядом стоять.
Слез я на землю, смотрю на Агафона, а Куварин с матерью уже в кабине сидят.
Я говорю:
— Куварин, ты почему ж не сказал, зачем Агафон в город поехал?
Куварин из кабины как закричит:
— А почем я знал!
Я говорю:
— Эх ты, Куварин… Вот тебя бы макнуть в барду.
На ребят гляжу. У них у всех губы вниз поопускались, Федяра чуть не плачет.
— Агафо-он, — тянет, — Агафон, нас сегодня уже один раз бросали, не оставляй…
— Ну, садись, садись на капот! — Агафон сердится. — А места мало будет, так мне на шею полезай! Так, что ли?.. Охламоны какие. Вот скажу отцам, где вас черти носят.
Коля просит:
— Не говори, Агафон, мы пешком дойдем!..
— Натопаетесь еще. А сейчас ждите. Тут в Антониху пойдет фургон.
Отшумел дождик
Отшумел дождик, вроде его и не было. Ворчат тучи далеко над лесом. Площадь чистая стала, потемнела, текут по ней мутные потоки. Куры вышли на охоту за дождевыми червями. С навеса в лужу капли со звоном падают: кап!.. кап!..
Чужие люди сидят на лавках, ждут фургона на Антониху.
Я все спрашиваю:
— Когда он будет-то?.. Доколе его ждать?
— Не знаем, — отвечают, — сами ждем.
Коля говорит:
— Айда пешком, есть-то как охота.
— Не, — говорит Санька, — мы с Ванькой потерпим, нам не дойти…
И усаживаются на лавочку.
Какая-то тетка мешок развязывает и говорит:
— А ну-ка, у меня тут есть батон.
Стали мы жевать, смотрю, ребята мои сидят, как сироты, носами шмыгают, босые ноги под себя подбирают и смотрят непонятно куда. А тетка, которая батон нам дала, да и другие пассажиры так жалостливо на нас поглядывают. Этого, думаю, еще не хватало!
— Санька! — говорю. — Утрись! Ванька, то же самое. А ну, седлай боевых коней, затягивай потуже подпруги, поскачем сейчас с вами вперед, пока будет возможность, все ближе к дому продвинемся.
— Не, — говорит Санька, — мне в кавалеристы играть неохота.
— И мне неохота, — говорит Ванька.
— А чем же тогда будем заниматься?
Федяра тогда говорит:
— Давайте запруду устраивать, вот время и пройдет.
Набрали мы возле остановки камней, побросали их в самый большой поток, а дыры мокрым песком залепили, получилась плотина. Вода все накапливается возле нее, накапливается, мы ее и так и этак со всех сторон дамбами закрываем, ну, думаю, сейчас будет ГЭС. Вдруг обвалилась в один миг наша дамба, закрутилась мутная пена, хлынул весь поток прямым путем под ноги пассажирам.
— Авария! — кричу. — Дамбу прорвало!
Закричали тут пассажиры, с лавок попрыгали, расхватывают свои мешки и чемоданы, поджимают ноги.
— Ах вы окаянные! — кричит. — Что хотят, то и делают, вот чертова вольница, никуда от них не денешься!
— Везде найдут, проклятушшие!..
Тетка кричит:
— Они смирно сидели, это вон тот ушастенький их хулиганничать наущал!..
— Надрать ему уши!
Что ты будешь делать, кричат, пальцами на меня показывают, не понимают, что дамбу прорвало, а мне сразу с ними сидеть расхотелось, я говорю:
— Догонит фургон-то нас, пошли. Чем тут околачиваться, мы потихоньку к дому пойдем.
А дальше-то что случилось
А дальше-то что случилось, дальше вышло самое неожиданное! Только мы отошли от навеса, глядь — на площадь влетают два велосипедиста. Батюшки, думаю, кто ж это такие? Да ведь это Тришка! Да ведь это Шурка Шаров! А за ними еще трое катятся: Сизиков Николай и братья Орловы.
Мы как закричим:
— Наши!.. Да ведь это наши!
А Шурка как закричит:
— Вот они!..
Бросились мы к ним, а они с велосипедов попадали, еле на ногах держатся, мокрые все, грязью заляпанные.
— Это вы? — кричу, глазам своим не верю.
Они дышат тяжело, а улыбаются.
— Да мы это, мы…
Стали мы тут толкаться, по плечам друг друга ударять, а я-то кильковских чуть не обнимаю, наши ведь это, наши, ах ты, и они рады, стоит от нас на площади сплошной крик.
— А вы-то чего!
— А мы-то чего!
— А дождь-то, а гроза какая!
— А плевать, зато встретились!
— Вот ка-ак!
— Ишь ты-ы!
Я у Шурки спрашиваю:
— Шурка, вы зачем сюда на велосипедах поехали?
А он отвечает:
— Мы сначала, как Сизиков нам рассказал, думаем: не бывать вам первыми у городских пионеров! А потом Агафон нам навстречу попался, езжайте, говорит, скорей, там равенские одни пропадают, мы и газанули!
Я говорю:
— Значит, вы за нами?
— Выходит, что за вами.
Я говорю:
— Вы, кильковские, молодцы.
А кругом кричат, уняться никак не могут:
— Ну, как там у нас?
— Ну, как тут у вас?
— А мы мороженое ели!
— А мы автобус встретили!
Я говорю:
— Шурка, а пионеры-то лежат больные животами, объелись, стало быть, а Митю мы не нашли, значит, Люба за Славку вашего выйдет, это нам обидно…
А Шурка отвечает:
— Это все вранье! Ошибка вышла, вчера к Славке из городу невеста приехала, свадьбу замышляют, а Любу он по дружбе и товариществу провожал.
Эх, весело мне стало! Я кричу:
— Вот как!
Ничего еще, думаю, не пропадет наша деревня, жить можно.
— Шурка! — кричу. — А мы тоже, время придет, вас выручим! Верно, пацаны, мы кильковских не оставим?
— Факт, не оставим!
— А ну, садитесь, — говорят кильковские, — поехали, будем по переменке крутить.
Коля говорит:
— По переменке мы куда хочешь уедем.
Уселись мы по двое на велосипеде, один педали крутит, другой на багажнике сидит. Воздух чистый после грозы, лес смолу источает, едем мы и друг с другом перекликаемся.
Коля кричит:
— Шурка, знаешь, какие местные красногорские вредные! Нас вон как по огородам гоняли, давайте мы соберемся вместе как-нито и красногорских-то приструним!..
А я кручу педали и думаю: эх, мать честна, все не так, глупость какая выходит, вовсе и не так надо делить. Я говорю:
— Колька, не так ты все делишь-то, гляди, мы в своей деревне какую одиночку вырастили — Куварин-то, Куварин!.. Вон кого надо учить!..
А земля у нас, думаю, вон какая большая, спорить нам не пристало, какое место лучше, кто где хочет, тот пускай там и живет, и всякому, конечно, свое место дороже, вот я, к примеру, прирос к нашей деревне Равенке, она у нас на горке стоит. Ветерок дунет — ни слепней нет, ни комаров. По берегу крутому вязы растут, а за рекой луга заливные…
Мы, когда подъезжали, во все глаза глядели на свою деревню, так сильно соскучились. А у меня в голове стишок трепыхался: вот моя деревня, вот мой дом родной.