Вглядевшись, Иван Всеволодович с трудом узнал в русской таджичке Дашу Горячеву.
- Дарья!
- Узнал-таки, - удовлетворённо засмеялась торговка.
- По глазам. У тебя самые красивые глаза, и не изменились, - польстил Каланча бывшей однокласснице. Раньше, наездом в родной город, он слышал, что она окончила экономический факультет филиала Воронежского университета, а потом и агрономический фак сельхозакадемии, и – вот! На базаре! И цветёт! И радуется! – Как живётся-то?
- Прекрасно! Как в раю! – Дарья обвела полной рукой благоухающие райским ароматом плоды. – Пропиталась насквозь и «Шанели» не надо.
- А как же… - запнулся Иван Всеволодович на следующем вопросе.
- Два образования? – догадалась она. – Так здесь всё сразу: и экономика, и сельское хозяйство, и маркетинг, только на практике. – Даша опять рассмеялась, довольная ароматным местечком.
- Хорошо платят, да? – всё пытался уразуметь причины её базарной мимикрии идеалист-недотёпа.
- Крохи, - на губах её осталась улыбка, а тёмные глаза совсем почернели. – Облапошиваю лопухов, тем и живу, - и опять засмеялась, радуясь такой жизни. – Дом построили, машину купили, магазинчик у мужа, чем не жизнь? - Ивану Всеволодовичу пришлась не по душе её разбитная радость. Он не понимал, как можно одновременно облапошивать и радоваться. – Ты-то как, насовсем или в отпуск?
- В отпуск, - скупо ответил он.
- Как был чокнутым, так таким и остался, - выдала характеристику неудачливому однокашнику успешная однокашница.
- Ладно, я пойду, - закоренелому неудачнику захотелось побыстрее отойти от дурно пахнущего прилавка. – Тороплюсь: мясо нужно к обеду.
- Давай, топай, там Манька Бардо со своим страшилой Грицацуем орудует, Красуля наша, - чересчур смешливая Дарья опять засмеялась, но в смехе её отчётливо слышались надрывные озлобленные нотки.
Маша в их классе, да и в школе тоже, была первой красавицей, очень похожей на Бриджит Бардо в ранних киноролях. Все старшеклассники млели при виде протобриджитки и тосковали без внимания Мисс Школы, а она взяла и выбрала самого безобразного из них – хохла Гришку, зато весёлого и, главное, инициативного и предприимчивого, умевшего ещё в школе изрядно подкалымить на всяких левых незаконных подработках здесь, на рынке, и в частных лавочках. В нём при рождении была заложена душа торгаша, однако он умудрился параллельно с Машей окончить педвуз, и, оказалось, зря – так и не дождались ребятки деятельного педагога.
- Здравствуй, Маня, - подошёл Иван Всеволодович к крупной яркой блондинке, смахивающей на бюргершу из какого-нибудь захудалого Зальцбурга. К её большим голубым глазам под тёмными бровями очень шли белая рубашка с кружевным воротником, голубой фартук и, особенно, высокая голубая пилотка.
- Ва-а-ня… - овальное лицо местной бюргерши расплылось в приветливой улыбке, украсившись умопомрачительными ямочками на щеках, которые так и хотелось потрогать. – Какими судьбами?
- Да вот, приехал посмотреть на тебя хотя бы одним глазком да узнать – может, передумала? – Когда-то Каланча с упоением расписывал зевающей красотке романтические геологические будни в далёких неисследованных землях и звал с собой, но бог вложил в Бордо хоть и недалёкий, но практический умишко, и она, не поддавшись на непонятную романтику, выбрала надёжную чернявую синицу вместо русого журавля.
- И что бы я там делала, в твоей тайге? – Отвергнутый соблазнитель сразу же сообразил, что так ответит ему любая женщина – и Мария Сергеевна тоже! - если он попытается любую увлечь в далёкий неухоженный шалаш за туманом, мечтами и запахом тайги. Нет, женщинам не нужны мечты и запахи, им подавай мясо, да пожирнее. – Гриша! – Из подсобки вышел огрузневший Грицацуй с ранней сединой на висках, что часто метит жгучих брюнетов.
- Ба-а, Каланча! – он подошёл и не подал ладонь для рукопожатия, а подставил её для шлепка. Так, ладонь об ладонь приветствуют друг друга не друзья, а скрытые соперники, хотя делить им теперь было нечего. – В отпуск, что ли? Или насовсем?
«Удивительное дело, - подумал Иван Всеволодович, - «местные обязательно так спрашивают, даже не сомневаясь, что они-то живут в лучших краях, откуда можно уехать только на недолгое время.
- В отпуск, - изгой давно уже сообразил, что для максимально счастливой жизни кругозор должен быть максимально ограничен – чем меньше видишь и знаешь, тем счастливее живёшь. – А вы, вижу, - выразительно оглядел изрядно раздавшиеся вширь фигуры бывших одноклассников, - живёте недурно.
Гришка откинул голову назад и задорно гоготнул, по-свойски шлёпнув бывшую первую мадмуазель по жирной спине.
- Не жалуемся. Хочешь, возьму в дело? – Грицацуй никогда не был жмотом по мелочам. Ещё в школе, раздавая друзьям всякую дребедень, он верил, что со временем из неё случится большая прибыль. – Мы скоро магазин полуфабрикатов открываем, а то здесь отходов пропадает много, могу взять тебя тяп-менеджером по разделке мяса. Телеса, вижу, ты ещё там, на Дальнем, не проел – осилишь. Учти: два раза здесь такое не предлагают.
Но Иван Всеволодович молчал, то ли ошарашенный царским предложением, то ли насмерть зациклился на бедной житухе. «И эти – магазин! Закуточная перспектива!»
- А хочешь, пристроим за прилавком, - решила и Манька помочь в обустройстве разлаженной жизни давнему поклоннику. – Директором рынка знаешь кто?
- Урюк какой-нибудь? – Иван Всеволодович и знать-то не хотел.
- Прыщ! – распухшая Бардо сделала удивлённые круглые глаза и выпятила красивые полные губы без всяких силиконов. Борька Азарх был у них в школе постоянной и безответной мишенью для злых и обидных насмешек и мелких пакостей. Обросший с ног до головы курчавыми сажистыми волосами, да ещё и с неистребимыми прыщами на впалых щеках, смазанными зелёнкой, он и учился не ахти как, зато был известен всем и каждому как безотказный ростовщик, за что и бит бывал неоднократно.
- А он что кончал? – глупо поинтересовался Каланча, решив, что уж никак не ниже Академии народного хозяйства.
- А ничего, - огорчила Маня, - он не такой дурак как мы, чтобы тратить время зазря, и сразу сюда подался. От прилавка до директора быстро вырос, но на работу, из принципа, берёт только с высшим. Теперь уже не Прыщ, а Шишка!
И эта стремительная карьера не заинтересовала внутреннего эмигранта.
- А ты, Маша, стала ещё краше, - переключился с неинтересного дела на тело отвергнувшей красавицы. – Покупатели, небось, глядя на тебя, и про сдачу забывают?
Манюня, как это бывает у ярких блондинок, вмиг приобрела цвет свежей телятины.
- Э-эй! – вмешался муж. – Не закидывай блесну в чужой пруд – оборву вместе с ушами, - и, не сомневаясь, что клёва не будет, вернулся к прежней теме: - Даю 10 кусков, - и многозначительно уставился на будущего компаньона – ему нужна была здоровая и покорная рабочая сила. Но та опять смолчала, не среагировав на чересчур заманчивое предложение. – Мало, что ли? – удивился работодатель. – Тебе там сколько платят?
- В два с лишним раза больше, - не стал таиться Иван Всеволодович. Правда, бывало и побольше, но не часто, и геолог всё равно на заработок не жаловался.
- За что?! – искренне возмутился уязвлённый в практичное сердце Грицацуй. – За то, что целыми днями прохлаждаешься на свежем воздухе, палец о палец не ударив? – У него были смутные книжные представления о незнакомой и неинтересной профессии. – За ходьбу? Куда только смотрит Беспутин? Ты хоть что-нибудь нашёл, добыл какие-нибудь месторождения для Родины?
- Я - не поисковик, я – съёмщик, - попытался объяснить свою бесполезность сверхоплачиваемый геолог.
-Съёмщик! – не отставал обиженный мясник.
- Гриша! – попыталась урезонить мужа Бордиха, - опять сердце колоть будет.
- Нет, ты слышала? – возмущённо обратился он к ней. – Ни за что, ни про что – и двадцать кусков с лишком! Тут вкалываешь как карла, света белого не видишь, и то… - он не стал уточнять величину «того». – Ты что, думаешь, - опять напал на неудавшегося компаньона, - нам всё просто так даётся? – он часто дышал и даже утёр пот с узкого лба, изборождённого мелкими мыслительными морщинами. – Попробуй-ка, найди не ужимистого поставщика, цену сбей, погрузи да привези…