Выбрать главу

Как ни странно, но, проводя вместе достаточно много времени, особенно в периоды составления отчёта, когда приходилось задерживаться в камералке на долгие вечера, у начальника с подчинённой ни разу не возникло ничего похожего на естественный в таких случаях флирт, а то и что-нибудь посерьёзнее - только работа, только деловые отношения, и даже побочных разговоров о внутрипартийной жизни почти не было, до того разной энергетикой они обладали с абсолютно не синхронными частотными ритмами душ. И в тот раз было всё так же, по-деловому. Только, пожалуй, Иван Всеволодович был более нетерпелив и категоричен, а она – более послушна и даже улыбчива. Сейчас, на сопке, он вдруг вспомнил, что на ней почему-то был не свитер, а белая кофточка и вроде бы плиссированная юбка забытого им цвета. Зачем? Они в деталях обсудили геологию площади, которая оказалась не очень сложной и понятной обоим, тезисно набросали скелет текста, составили упрощённую схему геологической карты и разрезов – и никаких конфликтных стычек. Иван Всеволодович даже пожалел, что уезжает от такого благодатного материала, сулящего быстрое прохождение отчёта по всем инстанциям с досрочной отличной защитой. Но вот на поисково-прогнозной карте они споткнулись, вернее, тормознул шеф, его насторожил северо-западный уголок площади, где он сам закартировал южную оконечность субвулкана сложной конфигурации, свидетельствующей о глубоком срезе площади. Северная и большая часть структуры уходила на соседний северный лист, а юго-западная утыкалась в соседний западный лист, где съёмку проводил новичок экспедиции Казанов Вячеслав Львович, пришедший к ним из Южной экспедиции опытный специалист-съёмщик, за плечами и ногами которого не одна заснятая сотня квадратных километров и не один толковый отчёт. Здесь же, в южной части вулканической структуры обнажилась более ранняя малая интрузия гранодиоритов-диоритов, окружённая широким ореолом контактово и гидротермально изменённых пород, что давало возможность судить о вскрытии только купольной части интрузива. И здесь же, в южном обрамлении интрузива выявлены с запозданием геохимические ореолы серебра, свинца, цинка, висмута, молибдена и других металлов, а в маршрутах Иван Всеволодович нашёл прокварцованные рудоносные образцы туфов, а в двух шурфах вскрыли две трещинно-прожилковые зоны, правда, маломощные, но с богатым содержанием металлов. В общем, наклёвывалось не ахти какое, но рудопроявление, которое можно было, не кривя душой, рекомендовать для дальнейшей более скрупулёзной оценки горными работами, не задерживаясь на нём при издании геологической карты. Более-менее похожие были и на других участках заснятой площади в мощной зоне северо-западного разлома, но этот почему-то Ивана Всеволодовича насторожил. Тот, кто долго и серьёзно занимается геологией, знает, что у увлечённого геолога, обладающего хорошей зрительной памятью и умением мыслить образами, есть, кроме умения соединять факты, ещё и собачий нюх на рудоносность. Он срабатывает там, где скептику ничего не светит, его не объяснить простыми словами, но он давит на черепушку с такой эмоциональной силой, что противиться невозможно. Именно на таком участке и в таком состоянии Иван Всеволодович и сделал стойку. С трудом удалось уговорить главного геолога экспедиции Романова передвинуть сдачу отчёта на второй квартал и получить от него разрешение на зимние канавы. Надо, однако, признаться, что кроме нюха сработало ещё и непреодолимое желание не отдавать унюханное другим, а получить добычу самому. Он очень верил, что не обманывается в удаче.

И не зря! На четвёртый вечер со дня начала работ Саня Травилов приволок по темноте два интенсивно прокварцованных куска сильно изменённой породы с прожилками и гнёздами жёлтых сульфидов и полиметаллов. Позже Иван Всеволодович под мощной лупой увидел блёстки и вкрапленники аргентита. Это уже было кое-что и так сразу! Фортуна явно благоволила зимовщикам.

- Везёт же тихоням! – с завистью и досадой произнёс Диджей, подойдя посмотреть на первую добытую руду.

- Мощность измерил? – нетерпеливо спросил начальник. – Хорошо зачистил? В зоне взял или так, поверху, лежали?

Сашка, волнуясь, вытер заскорузлые грязные руки о телогрейку, шмыгнул уже подтекающим носом.

- Не знаю. Я только колупнул кайлой, они и вывалились. Подобрал и – сюда.

- Тетеря! – обрадовался Диджей. – Самого главного не сделал. Не в счёт, так? – обратил умоляющий взор на Ивана Всеволодовича, намекая на приз. Подошли и другие поучаствовать в интересной теме.

- Не так, - огорчил завистника распорядитель призового фонда. – Всё как уговорились: нашёл первым – получи три бутыля.

- Как три? – ещё больше возмутился Витёк. – Ты ж обещал две! – Ему стало жалко не доставшейся ему третьей.

Иван Всеволодович счастливо улыбнулся.

- А так – ты плохо врубился, - и объяснил: - Я сказал: первому – три, второму и третьему – по две, а четвёртому, пятому и шестому – по одной. Все слышали? – Не нашлось ни одного, кто слышал бы другое.

- Это ж что тогда, - быстро сообразил Диджей, - значит, могу, если буду вторым и, скажем, пятым, тоже три отхватить?

Соблазнитель-психолог согласно гоготнул.

- Можешь. Считаешь, как после университета. – И все сокурсники одобрительно засмеялись, обрадовавшись не утраченным стимулам.

- Слушай, Севолодович, - задумчиво вертя руду в руках обратился к всезнающему начальнику Тарута, - а что, если и впрямь найдём месторождение? Что здесь тогда будет?

Ответить не дал Гривна. Сладко втянув выпущенную от предвкушения больших доходов слюну, он авторитетно сообщил:

- Чё, чё! – со вздохом положил не реализованный доходец на стол. – Ясно чё – город построят.

- Че-го-о… - недоверчиво протянул Диджей. – Трепись трепало да не затрёпывайся.

- Заткни хлебало, студент, - спокойно обрезал Тарутин. Витёк и вправду осилил один год посудо-хозяйственного института, после чего был изгнан за неуспеваемость. – Будет месторождение, будет и город. Проспекты понастроят, асфальт проложат, высотки понаставят в двадцать этажей, по всем улицам сплошняком зеркальные витрины ресторанов и супермаркетов – гуляй - не хочу, а в них водяру будут продавать круглосуточно, и ночью…

- Причём, по сниженным ценам, - не утерпел встроиться в строительство будущего города и заводной Витёк.

- Во, во, - влез и со своим кирпичом даже умудрённый пресной жизнью Иван Васильев, - а на главной площади поставят памятник из… как его… ага – пирита. Чего зазря в отвалы сваливать! Жёлтый, блестящий, статуя будет как из золота. Подножник сварганят из сверкающего кварца, и золотая надпись: «Нашему благодетелю, мэру Александру Травилову, благодарные жители».

- Ещё бы не благодетелю! – опять встрял Диджей. – Он ведь, тихоня-то, мэром бизнес свой здесь организует, и какой, а? – Никто не знал. – Водку будет из кавказского спирта делать под названием «Травиловка» и подешевле сбывать согласно собственного постановления, а почётным горожанам, первооткрывателям значит, чтобы не блажили густо, отдавать бесплатно за «голос» на выборах, и сколь хошь возьми, хоть залейся. Наш будет мэр, точно, Саня?

- Так я что, я не против, ответил будущий глава будущего города, сладостно улыбаясь и подмигивая избирателям, - и себе – тоже, - уточнил на всякий случай бесплатную раздачу водки.

- Семёна выберем в главные депутаты, - продолжил капитальное строительство Тарута. – Он у нас мужик ухватистый, таких там и надо.

- Не прогадаете, хлопцы! – Всенародный избранник горделиво выпятил грудь. – Перво-наперво смастрячу коттеджик на три этажа, прислюню к нему землицы с гектар, обнесу трёхметровым кирпичным забором с колючей проволокой, заведу волкодавов – приходи, кому не надо, всегда рад. Джипик, конечно…

- Бабу – модель, - подсказал Диджей.

- Не-е, - отказался хозяйственный депутат, - свою с Украйны привезу, гарную в теле, справную в руках, швыдкую в голове, а ещё… - но скромные депутатские запросы прервал шеф.

- Назовём же город как и все знаменитые города с приставкой «святой», и будет он зваться Саньк-Травибургом.

Нечеловеческое ржание с захлёбыванием слезами и соплями было всеобщим ликующим согласием. На том градопроектирование и закончили.

К Новому году лимит поощрительного фонда был исчерпан, а будущее градообразующее месторождение обогатилось на дюжину солидных пересечений с богатой комплексной минерализацией, почти на три десятка минерализованных трещин и на десяток минерализованных даек диоритов. Создавалось такое впечатление, что куда ни ткни канаву, всюду вскроется оруденелая трещина, и общая ширина рудоносной трещинно-жильной зоны уже достигала 300 метров. Осталось только проследить её по простиранию, определить протяжённость и получить общую площадь оруденения. Горняки уже работали на прослежке вниз по склону сопки, но работы замедлились из-за всё увеличивающейся мощности перекрывающих рыхлых отложений, вызывая нешуточные страдания у главного первооткрывателя. Общее простирание рудоносной зоны было северо-западным, она контролировалась и вмещалась мощным разломом, ныряла под аллювий незамерзающего ручья, и очень хотелось, чтобы вынырнула на другом берегу, но там была территория соседнего листа, на которой работал Казанов, и на его съёмке ничего рудопримечательного не было. Не было и приличных геохимических ореолов. Неужели зона отсекается поперечным разломом, проходящим вдоль ручья в направлении на интрузив и вдоль субвулкана? Тревожная эта мысль всё чаще подтачивала уверенность Ивана Всеволодовича в успехе затеянного им поиска. Неужели нюх ему изменил, и  они копаются на мелкомасштабном рудопроявлении? Очень хотелось самому хорошенько промаршрутить чужую площадь и убедиться, что там на самом деле нет никакой зацепки. Зимой это невозможно. Горько было от бессилия до боли в сердце. Стоп! Зачем маршрутить, когда можно под сурдинку выкопать пару-тройку канав? Выкопать партизаном. Почему бы и нет? Что мешает? Чужая территория? Какая же она чужая? Своя, российская, а он не захватчик, а разведчик, и сделает это сам, задарма, во благо трудящихся всей России. Иван Всеволодович даже рассмеялся вслух, найдя простейшее решение неразрешимой тупиковой задачи. «Вот так, дорогуша Марья Сергеевна! Думать надо, выход всегда есть. Думать и делать своё маленькое дело, и судьба обязательно смилостивится». Загоревшись чем-либо, он уже не мог остановиться, не сделав того, что втемяшилось, но сдерживался, решив хорошенько обдумать пиратский рейд и уж тогда приступить к реализации втихомолку.