Гривна, поперхнувшись, ехидно рассмеялся.
- Ага, в институт поступишь, - и все весело заржали, представив себя в студентах без бутыля. – Севолодович, - любовно поглядел на бородатую худобу, не похожую ни на одного из начальников, - ты, давай, там, на речке, открой ещё какое-никакое месторожденьице, чтобы опять нам зимой быть вместе.
- А жена? – некстати напомнил Самарин. – Не отпустит. – И все завздыхали, поняв, что такого классного зимовья и открытия больше не будет.
Иван Всеволодович рассмеялся, глядя на огорчённых соратников.
- Всё будет так, как было, - пообещал твёрдо. – Причём здесь жена? Она – одно, работа – другое, ясно? Не дрейфь, ребята! – Хотя и самому ничего не было ясно.
Ещё поболтали о том, о сём, посочувствовали Клещу, но философски заметили, что Бог шельму метит. Уже и по третьей кружке опорожнили, чайник засипел и ничего больше не выдал, кроме мокрой гущи. Тогда, заметив, что Иван Всеволодович украдкой зевает, Иван Васильевич поднялся, прекращая дружескую сходку.
- Кончай, братва, базарить – Севолодовичу отдыхать надо.
Когда они, вежливо попрощавшись, словно настоящие гости, и не где-нибудь в таёжном лагере, а в обжитом городе, ушли, Иван Всеволодович снова завалился наращивать жир с чая на усталый скелет.
Николай вернулся на пятое утро и вернулся не один, а с новой бригадой бурильщиков, а с моря через растревоженный удэгейский посёлок уже тащилась новая бурильная установка. Пока их не было, Иван Всеволодович, наконец-то, обошёл-облазил весь участок, вдоволь нагляделся на вскрытые рудные зоны, наколупался в образцах, въявь пощупал рудную минерализацию и особенно долго изучал керны: и так, и через лупу разглядывал, и хорошо видел, что обе скважины вошли в ореол интенсивно изменённых пород и вот-вот пересекут рудные тела, но ему этого исторического для себя события увидеть не удастся. Попутно отсыпался и отъедался, чувствуя, что теряет лёгкость в ногах и теле, необходимые геологу-съёмщику. Ещё Николай сообщил, что скоро прилетят в помощь геофизики, совсем не обрадовав этим опытного геолога, давно разуверившегося в способностях «худофизиков» видеть что там, на глубине. С ними обещал посетить объект и Романов, и это намного полезнее, поскольку здесь выпросить у начальника то, что нужно, намного легче, чем на базе, где он прочно сидит на барахле, растопырившись как жирная жадная клуша.
- А это вам, - протянул Николай полиэтиленовую авоську, в которой оказалась пара сменного нижнего белья, два полотенца, мыло и зубная паста, а ещё твёрдые красивые кроссовки, не приспособленные для долгой таёжной ходьбы, и две банки «Нескафе». В уголке притулилась небольшая, сложенная конвертиком, записулька, написанная твёрдым округлым почерком: «У меня всё хорошо, работай спокойно. Вера». И не «целую», не «обнимаю», не «беспокоюсь», не «жду с нетерпением», ничего нежного, ничего, что говорило бы, что пишет любящая жена. Правда, он-то вообще ничего не написал ей, отправляя в спешке Николая. «Ладно», - подумал, - «и на том спасибо, ладно, что у неё всё ладно».
- Что там новенького? – без интереса поинтересовался у взбодрившегося в краткой отлучке помощника.
Тот улыбнулся:
- Все ждут вашей свадьбы.
Иван Всеволодович недовольно фыркнул в бороду.
- Тоже мне – событие года! – и, чуть помедлив: - Невесту видел? – Николай заулыбался ещё шире. – Как она там?
- Красавица! – восхищённо похвалил вестник. – Мужики глаз не оторвут.
А жених не понял:
- Около дома, что ли, пасутся?
- Зачем около дома? – тоже не понял Николай.
- А где же тогда они её выслеживают? – прозвучали нотки ревности в голосе жениха.
- В экспедиции.
Иван Всеволодович недоумённо поднял брови.
- Что она там делает?
И Николай поднял брови:
- Как что? Работает.
Совсем стало непонятно.
- В экспедиции? – спросил, уточняя.
- Ну да.
Собеседники явно не понимали друг друга.
- Учителем? – вопрос был глупым, но необходимым.
- Почему учителем? – Николай не мог себе представить, что жених не знает про невесту того, что знают все. – В компьютерном отделе.
- Вот как! – Иван Всеволодович вместо того, чтобы порадоваться за инициативную подругу, расстроился: «Что ж это такое? Собственная жена, которая ещё пока невеста, ни словом не обмолвившись, делает крутой финт, не поставив в известность голову семьи, и даже не удосуживается черкануть о том в записке. Как это понимать? А учительство? Сеять разумное, светлое, ясное? А любимая профессия? Сменила любимую профессию на ещё более любимую? Уж не такой, верно, любимой была первая.» Помнится, однако, правда, смутно, что ещё там, в России, намякивала, что не прочь бы побродить по тайге, но он как-то не воспринял всерьёз эти пожелания, да и вообще, не сторонник женской геологии. Может, и рванула-то не к нему, а в места эти дальние, манящие экзотикой и романтикой, может, ещё ищет свою дорогу и место в жизни, а заодно и того, кто был бы ей надёжным спутником? «Ладно», - подумал ещё, остывая, - «вернусь, разберёмся, кто кому и зачем нужен, и почему меня отодвинули в сторону».
Вернуться и побеседовать получилось только в конце сентября, когда тайга на севере начала окрашиваться в предзимние жёлто-оранжево-красные цвета, а реки стали мелеть, оставляя меандры, заполненные оставшейся водой, в которой застряли обманутые природой рыбы. Нередко можно было видеть, как влажными утрами многие из них, движимые инстинктом спасения, пытались, кувыркаясь и больно шлёпаясь нежными боками о гальку, перебраться прыжками в реку, но их зорко караулили глазастые сойки и коршуны, а на суше подстерегали злобные и хитрые хорьки. Не многим удавались собственные волоки, и некоторым помог Иван Всеволодович. Он всё-таки добил в срок свою большую половину площади и вышел к границе съёмочного планшета, откуда в затишье были слышны шумы работающих генераторов на Марьинском. На месторождение они пришли втроём с Диджеем и Гордеевым по старым затёсам, налегке, если не брать в расчёт рюкзаков, плотно набитых одёжкой, и спальников сверху. Всё остальное оставили Жоржу с Травиловым, которым предстояло устранить общие недоделки, сделать зачистки, выполнить детализационные и контрольные маршруты и организовать вывоз на базу имущества и каменного и опробовательского материала. Прикинули, что на всё про всё ему понадобится ещё пару вёдреных неделек октября, а Ивану Всеволодовичу не терпелось поскорее взяться за детальную съёмку Марьинского. Но перед этим он всё же выкроил несколько деньков, чтобы слетать на базу, привести в порядок хозяйственно-бумажные дела да и повидаться-пообщаться-потереться с невестой захотелось.
Прилетев в пятом часу, не стал заходить в экспедицию, где, конечно, застрял бы надолго, а прямиком направился домой. Веры не было, квартира сияла идеальной чистотой, в холодильнике – не густо, варева вообще никакого нет, хозяина явно не ждали. Не задерживаясь, подался в баню, помылся-попарился, подстригся всё у той же парикмахерши всё под того же шотландца, вернулся домой – Веры нет, хотя стрелки на часах давно убежали за пятёрку. Пришлось при живой жене самому варить макароны с тушёнкой и луком, резать салат из помидоров и огурцов да кипятить воду. Чёрт те что и сбоку бантик! Знает ведь, что он дома, не может быть, чтобы сороки не разнесли по всей экспедиции, знает и не торопится броситься мужу на шею, ну что за хлад-баба! Прилёг в ожидании на диван и незаметно закемарил. А проснулся от поцелуя в губы, первого за всё лето, и сразу всё простил, прижал к себе, приятно ощущая мякиши грудей.
- Заждался? – спросила о явном. – Пришлось задержаться, понадобилась срочная обработка лабораторных данных проб по Марьинскому. Сам знаешь – так бывает, - уела мимоходом злостного вечерника. – Есть хочешь? – встала, оправляя платье и волосы и намереваясь уйти к рабочему станку на кухне.
- Не надо, - остановил он заботливую супругу, тоже поднимаясь, – уже сделал.
Вера приостановилась и покраснела.
- Мне стыдно. Ты с дороги, а я…
- Вот ещё, - перебил он её, - будем по пустякам рядиться, - прошёл вперёд и уселся за стол. – Давай, хозяюшка, корми.
Она улыбнулась, и было видно, что ей приятно, что он подменил её на готовке, и ласковое обращение к ней. Быстро, в охотку, сметали и салат, и макароны – салфеток на этот раз не было, выпили по большой чашке кофе, можно и поговорить о насущном.