На шестом году революции Пасеки арку увидели!
Все-таки увидели. И теперь, когда беседуешь с кем-нибудь из пасечан, так и скачет у него и в глазах и в усах:
-- Ай да мы!
Да, уж хвастаться, так хвастаться!
Есть у нас еще и "трибунал".
Везде, положим, этот "трибунал" просто трибуной называется, а у нас он "трибунал".
Но это ничего: нам можно!
По правде говоря, кто-то с этого "трибунала" помост свистнул и выдернул одну ногу, но три остальные ноги с гордостью свидетельствуют, что Первого мая на пасечанской площади "революция шла"... [2].
-- Вредные хлопцы! Ну нет на них никакой управы!.. Да и то сказать, дерево отменное: на подсошник или на люшню!.. Ну и не удержались!
...Так что вы, братцы, с нами не шутите!
Почем вы знаете: может, мы в том году на Первое мая или на Октябрьскую революцию такой "трибунал" отгрохаем, что вы там в столице на Николаевской площади со своим просто:
-- Закройсь! "И никаких гвоздей!" [3].
А так тихо у нас.
Пашем. Сеем. Плодимся, как и все православные...
Живем, одним словом...
Хотя тетка Сторчиха... (знаете, что через дорогу живет. У нее черные ворота и петух голошеий), так та тетка как ударит о полы обеими руками:
-- Ей же богу, до Покрова не выдержу!
-- Чего это вы, теточка, так?!
-- Ой, Михайлович, не выдержу! Байстря зарежет!
-- Чье?!
-- Наше с дочкою!
-- Так чье ж оно: ваше или дочкино?
-- Ох, голубчик, и не знаю, и не скажу!!
Ишь ты...
-- Не иначе как сглазили! И берегла ж, и приглядывала! Вы ж подумайте: семнадцатый годочек ей, вот как жито зацвело, пошел... И откуда оно взялося?! Ну никуда ж, никудашеньки со двора не ходила!
-- "Само", может, теточка, во двор пришло?
-- Это еще в Филипповки, вбежала в хату, как полоумная.
"Чего ты?" -- спрашиваю.
"Что-то мне, говорит, мама, привиделось!"
А сама белая-белая... Вот с той поры и... А оно, гляжу... а оно... Ох, не выдержу, люди добрые, не выдержу!
-- Ничего, тетечка! Бабкой будете!
-- Ох, не выдержу! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Видите, как у нас?!
А у вас разве бывает, чтоб с перепугу дети рождались?! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да как же его не любить -- село?
За тайны за эти! За неожиданности!
Разве его постигнешь? Разве его опишешь?
Вот лежу я на горбочке под вишней! А почем вы знаете, что под тем горбком?! Может, там такая, как говорится, "курская аномалия", что копни только -- тебя самого торчком поставит... А может, нефть так ударит, что сам Керзон [4] лапками кверху хлопнется!
Или поглядите: вон овражком, ухватив теленка за хвост, чей-то белоголовый в драных холщовых штанишках стрелою мчит...
Разве вы знаете, что из этого белоголового выйдет?
Может быть, это будущий редактор "Вiстей" [5]?
А может, председатель "Плуга" [6]?
А не может разве быть так, что лет через двадцать пять -- тридцать придете вы в "Червоний шлях" [7], а он в редакторском кресле сидит и рукописей ваших не принимает... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
За возможности необъятные любите село...
От него пойдет! Все от него пойдет!
Оно еще спит! Сладко спит, и на ниве ковыряясь и за теленком во весь дух мчась!
Разбудите его. Не так уж много для этого и нужно.
Вставьте только стекла в школе, да чтоб в шкафу, где теперь мыши бегают, чтоб в том шкафу книжки завелись!
Тогда из того голопузого, что со двора выскочил, наверно, Валерьян Полищук получится.
А из того, что на колодах подпер кулаком голову и на солнце глядит, -- Павло Тычина будет.
1923 ------
[1] В чистом виде (лат.).
[2] Из стихотворения П.Тычины "На майдане возле церкви революция идет...".
[3] Признаюсь: это выражение украдено из перевода одной пьесы. Догадайтесь, какую фразу так "перепер" переводчик. -- О.В.
[4] Министр иностранных дел Великобритании, консерватор.
[5] Украинская газета, орган Советов депутатов трудящихся УССР.
[6] Литературное объединение украинских крестьянских писателей.
[7] Украинский журнал. ______________________________________________________________________
"Главполитпросвет"
В городе учреждение, что "Главполитпросветом" называется, огромные апартаменты занимает, с кабинетами, залами, с канцеляриями, с музкомами, теакомами и другими прочими "комами".
А на селе все это гораздо проще. Портативнее, так сказать.
Видите: вон через дорогу, под кумы Ульяны воротами, несколько колод лежит...
Это и есть наш "Главполитпросвет"...
"Работа" начинается так же, как и в городе: в 9--10 часов. Только там -- утра, а тут -- вечера.
Коллегии нет. Каждый сам себе "коллегия".
Тезисов не пишут...
Вместо тезисов гармошка...
А с этим тезисом все идет, как по писаному.
За председателя -- Андрей.
Кто такой Андрей, хотите знать?
-- Ну и сукин же сын! -- так характеризует его Ульяна. -- Земля под ним, анафемой, ходуном ходит! Как молвит, как примолвит, как топнет да как ухватит мою Химку на "польку", так ну что твой вихрь! Шельма-хлопец!
...Работает "Главполитпросвет" регулярно каждый вечер.
Как только начнет это темнеть, вы слышите из лесочка за Ульяниным огородом:
-- А-чххи! Чернявая!
Это председатель "Главполитпросвета" на "занятия" пожаловал!
А там, глядишь, кто по улице, кто через тын, являются и постоянные посетители нашего культурно-просветительного учреждения.
И начинается...
Начинается работа всегда с "польки".
Продолжается "полькой".
Конец -- все та же "полька".
"Метелицы" или там еще чего, что мы в свое время отплясывали, нету...
"Полька"!
Каких только коленец "музком" не выкомаривает!
И так... и сяк... и этак...
А Андрей!! Андрей!!
Он и боком, он и задом, и согнется, и разогнется, и присядет, и подскочит...
Э-e-e-e-e-x!
-- Поверите, -- рассказывает Ульяна, -- под пятьдесят уже мне, а, ей же богу, иной раз сижу у окна, и разбирает меня! Ну, что шилом кто, поверите, подкалывает! Старик, случается, даже прикрикнет:
-- Ты б, -- говорит, -- старая корчага, лучше святую евангелию почитала!
-- А мне не удержаться! Ну, толкает меня, кидает меня, не в хате будь сказано!
...Да где там устоять!
И вы бы, ей-богу, не устояли!
Уж я, кажется, всякого повидал, а сидишь это на крылечке да за перила так и держишься!
Ноги как-то сами собой: дрыг, дрыг, дрыг! И хватаешься то за левую, то за правую.
А тут еще если молодой месяц, оседлав Большую Медведицу, на Млечный Путь выкатит, да еще если черт под самое крыльцо соловушку принесет -- ну, нет тебе спасения, и все!
Иногда гармошка затихает...
Тишина, тишина...
Но вот прорезало эту тишину звонкое "ляп".
Верещит не то Химка, не то Марина...
И в голосе том и боль, и счастье, и протест, и поощрение!
Одним словом:
И хочу! И не хочу! Не разберешь!
Это Андрей в "эмансипацию" сунулся [1].
Минута... и хохот!
Звонкий, раскатистый хохот неистово обрушился через перелесок в яр. Колесом докатился до дубовой рощи, что во-он на той стороне, за пшеницей, и несется назад по пшенице перепелом...
...Музыкальное отделение кончилось...
Следующее -- вокальное!
Запевает Тимоха:
Как была я молода,
Так была я резва... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .