Я сказал:
– Трансплантация может не удаться, но в целом результаты сейчас значительно лучше, чем двадцать лет назад, когда операцию делали вашей сестре. У нас есть новые техники. Вашу сестру очень беспокоили швы, но сейчас шовный материал в два раза тоньше человеческого волоса. Вам не придется лежать в кровати. Швы будут сохраняться в течение года, и они не причинят вам неудобства. У вас есть реальный шанс увидеть все своими глазами.
Решение далось ей нелегко. Вы, возможно, скажете: «Она уже была слепа. Хуже не стало бы». Но на самом деле хуже могло стать: на тот момент Бетти по крайней мере различала свет и тьму. Если бы трансплантация не удалась, то лишилась бы и этой возможности. А если не отличаешь свет от темноты, то не можешь сказать, день сейчас или ночь, и не знаешь, следует ли бодрствовать или спать. Это сильно дезориентирует. Поэтому, когда пациент говорит: «Я хочу сохранить восприятие света», – это имеет немалое значение.
Бетти немного поразмыслила и в конце концов пришла к выводу, что вполне может пойти и сделать операцию. Ей пересадили роговицу, что до сих пор остается единственным возможным лечением в подобных случаях.
К счастью, все прошло хорошо. Она излечилась, как и ожидалось. Разительные изменения можно было заметить, даже просто взглянув в ее глаза. Стали различимы радужка и зрачок. До операции вы бы ничего этого не увидели. В передней части каждого ее глаза было нечто вроде белого облака.
Бетти надела очки и впервые за двадцать восемь лет увидела свою дочь. Думаю, она еще кое-что различала, когда малышка только родилась, но с тех пор не могла видеть ее ясно. Бетти любила дочь, но никогда ее не видела.
Мы спросили Бетти, не согласится ли она поучаствовать в рекламе, чтобы побудить людей жертвовать глаза после смерти в глазной банк. Она согласилась и во время интервью ее спросили:
– Что вам действительно нравится в возможности видеть?
Она почти разрыдалась:
– Мир так прекрасен!
Я подумал: «Ух ты, как здорово! До чего хорошо, что я этим занимаюсь!» Но на этом история не заканчивается. Через два или три года после операции Бетти вошла ко мне в кабинет, и я подумал, что она выглядит как-то иначе. И впрямь. Она посмотрела на себя в зеркало – на лицо, которое она не видела тридцать лет, – и сказала: «Это ужасно. Я вся в морщинах». Так что она пошла и сделала подтяжку лица. Что же, вполне обоснованный поступок.
А еще через десять лет Дороти решилась:
– Возможно, мне стоит попробовать снова. Может быть, в этот раз все получится.
Она поехала и сделала операцию, и, к счастью для нее, вторая пересадка удалась. Она прожила много лет и стала немного более независимой, потому что теперь благодаря хорошему зрению видела, куда идет.
На днях я сидел с друзьями, и мы разговорились о том, что бы мы сделали, если бы могли начать все сначала. Один из них сказал, что стал бы космонавтом. Другие говорили, что занялись бы тем или сем. Я же ответил, что стал бы офтальмологом. Я и правда наслаждаюсь тем, чем занимаюсь.
5
Когда пациент – твой учитель. Карен Девон
Когда мы размышляем об отношениях врача и пациента, почти всегда подразумеваем, что больной ищет помощи у обученного профессионала-медика. Что врач может сделать для пациента? Но иногда бывает и наоборот.
Карен Девон работает хирургом-эндокринологом в больнице женского колледжа в Торонто. Она пережила незабываемый опыт общения с пациентом – опыт, который глубоко взволновал ее.
В годы учебы я никак не могла решить, какую специальность выбрать. Я склонялась к хирургии, потому что в ней есть и технический, и творческий аспекты. И мне нравится работать руками. Многие пытались отговорить меня, поскольку считали, что я могу применять свои навыки более эффективно.
Но потом я повстречала пациента, который все прояснил.
Я работала в больнице под руководством хирурга-онколога. Однажды он отвел меня в сторону и сказал: