Согласись, это звучало довольно странно. Во всяком случае, мне казалось, что правильнее было бы заменить такой сомнительный принцип, как « свобода лучше, чем несвобода», принципом « вертикаль лучше, чем невертикаль».
Прочитав эти слова о «свободе», я подумал было, что Дмитрий Анатольевич опять оговорился из-за волнения и неопытности. Но читая дальше, я недоумевал всё больше.
Как тебе нравятся, к примеру, такие фразы:
«На ближайшие четыре года ключевым приоритетом нашей работы будет обеспечение подлинной независимости судебной системы от исполнительной и законодательной власти… Мы должны искоренить практику неправосудных решений по звонку или за деньги».
Весьма двусмысленное заявление, не находишь? Кто-то в силу недостаточной идейной стойкости мог решить, что у нас до сих пор не было подлинно независимой судебной системыили что у нас кое-где кое-кем принимались неправосудные решения по звонку или за деньги. Но такого просто не могло быть после восьми лет стабильного развития под руководством лидера нации! Такое просто невозможно, ты же понимаешь.
Я уже не буду комментировать фразу: « Чиновники должны в полной мере осознать, что именно общество является их работодателем и ответственность они несут перед всем российским обществом, перед российскими гражданами». Здесь же явный повтор той жалкой «резолюции» того несуразного «Марша несогласных». Как он мог выговорить такое, зная, что ему скоро предстоит сесть на велосипед в паре с Владимиром Владимировичем?
И вообще, братец, вся эта речь Дмитрия Анатольевича была для меня не до конца понятной. А еще непонятнее было его «Обращение к Федеральному собранию», с которым он выступил через пять месяцев после того, как Владимир Владимирович посадил его на свой велосипед. Тут прозвучали какие-то уже совсем подозрительные слова. Например, о бюрократии. Выяснилось, что наша бюрократия: « Берет под контроль средства массовой информации — чтобы не сказали чего-то не так. Вмешивается в избирательный процесс — чтобы не избрали кого-нибудь не того. Давит на суды — чтобы не приговорили к чему-нибудь не тому… В результате государственный аппарат у нас… сам себе суд, сам себе партия и сам себе в конечном счете народ. Такая система абсолютно неэффективна и создает только одно — коррупцию».
Ты извини, но это же просто какой-то подрыв устоев!..
В общем, некоторым показалось (или могло показаться), что начинаются (или могут начаться) иные времена. Первые заявления нового Президента — пусть и не лидера нации — пробудили смутную надежду в тонкой прослойке либеральной интеллигенции. Вся она обратилась в слух, улавливая «сигналы», посылаемые из Кремля. Она ловила их, глубоко вникая в тонкости языка, препарируя каждую фразу, прозвучавшую там, наверху, вычисляя расстановку сил, отмечая, кого сегодня усадили по правую руку Большого Начальника, а кого — по левую и какие изменения в сфере высокой политики это за собой повлечет.
Интеллигенция всегда особенно чутко ждет таких сигналов. Ждала их во время хрущевской «оттепели», ждала от доброго Леонида Ильича, свергнувшего волюнтариста Хрущева, ждала от сурового (но доброго в душе, говорят, доброго!) тов. Андропова, сменившего Леонида Ильича. Ждет и поныне. Даже понимая, что никаких изменений не будет.
Особых изменений пока и не было. Но сигналы, пусть не слишком отчетливые, продолжали доноситься с кремлевских высот. И огонек надежды не угасал.
Любое высказывание Дмитрия Анатольевича тут же становилось темой для бурных споров и радостных возгласов:
— А вы слышали, Христофор Арсеньевич, насчет «четырех И»?
— Простите, насчет чего?
— Как же так? Неужели не слышали? Ну, это же просто эпохальное заявление!
— Что вы говорите, Арсений Христофорович? И о чем же, о чем же он сказал?
— Нет, я просто изумлен, что вы не слышали!
— Да, да, видимо, пропустил, так получилось. Но не томите же, не томите! Я просто сгораю от нетерпения. Что за таинственные «четыре И»?
— Потерпите, потерпите, голубчик, сейчас всё изложу. Гарантирую — будете ошарашены!
— Ну же, ну же!
— Итак… Включаю я, извиняюсь, телевизор и вижу на экране этого молодого человека…
— Хм-м… Как-то фривольно вы позволяете себе выражаться, Арсентий Христофорович… Я бы поостерегся…
— О чем вы, голубчик? «Свобода лучше, чем несвобода»! Liberte, Egalite, Fraternite, как говорится.
— М-м-да… И все-таки…
— Да будет вам! Послушайте лучше, что сказал этот юноша. У меня, признаюсь, будто выросли крылья! Послушайте…
— Я весь внимание.
— Он сказал, что необходимо (да, да, так и сказал: «необходимо») сконцентрироваться (да, да, именно «сконцентрироваться») на четырех своеобразных «И» — институтах, инфраструктуре, инновациях, инвестициях. Вы понимаете, что это означает?
— Что, прямо так и сказал?
— Прямо так, Христофор Арсеньевич!
— Это невероятно. Вы точно всё расслышали? Институты, инновации?..
— Они, они… Представляете? Значит, никакой «вертикали»! Значит, главное — общественные институты, правовое, так сказать, государство! И даже позволю себе сказать, гражданское общество!
— Но это же…
— Да, голубчик мой, да!.. Новое мышление, извиняюсь… Никакого застоя, инновации. Понимаете — инновации!
— Фантастика, Арсений Христофорович, просто фантастика!..
Пахнуло весной.
Вновь пригрезилась мягкая поступь кошачьих лапок. А вдруг и впрямь придет?
Кис-кис-кисссс…
Смущало только, что при новом гаранте оставили многовато людей из команды его бывшего начальника. Возможно, для страховки, чтобы не оступился по молодости. Среди таких был и главный идеолог, служивший в прежней администрации. Говорят, автор затеи с «нашими» ребятами. Вот этот уж точно походил на кота — вежлив, умен, воспитан, но свое дело знал, оранжевую чуму за версту чуял.
Как бы там ни было, но двухместный тандем в сопровождении многочисленной свиты двинулся в путь. Свита бежала рядом и поначалу немного путалась, выкрикивая здравицы в честь Их Величеств. То есть сами здравицы были выучены хорошо, но в чей адрес их выкрикивать — сначала тому, что сзади, а потом тому, что спереди, или наоборот — с этим иногда возникала путаница.
Между тем придворный люд, поставленный регулировать «ящик», сориентировался быстрее. Здесь ежедневно следили, чтобы время, отведенное показу кипучей деятельности Дмитрия Анатольевича, было в точности равно времени, отведенному для показа еще более кипучей деятельности Владимира Владимировича. И если раньше в репортажах из Кремля говорилось: «Сегодня Президент принялу себя в кабинете премьер-министра», то теперь диктор обязан был говорить: «Сегодня Президент встретилсяс премьером». То есть встреча равных партнеров на высшем уровне. Иногда, скажу тебе, было не очень понятно, кто из них кого вызвал.
Но ты не подумай, что Дмитрий Анатольевич выполнял исключительно декоративную роль. Конечно же, нет! В том же году, едва заняв свой пост, он выступил с дерзкой инициативой. Правда, касалась она не инноваций, не инвестиций или чего-либо подобного. Касалась она сроков полномочий будущих президентов.
И хотя, как уже говорилось, речь не шла об инновациях, но предложение было поистине дерзким, я бы сказал инновационным. Предлагалось увеличить срок, в течение которого Президент мог бы сидеть в Кремле, с четырех до шести лет.
Разумеется, тут не имелся в виду какой-то конкретный будущий президент (скажем, Владимир Владимирович). Так мыслить было бы слишком примитивно. Речь шла о том, что если уж лидер нации (нет, не обязательно Владимир Владимирович) сел в свое кресло, то за четыре года или даже за восемь лет этот лидер (нет, не обязательно Владимир Владимирович) просто не сможет в полной мере осчастливить народ. Другое дело — шесть или двенадцать лет. А если между этими двумя периодами — каждый по двенадцать лет — такой лидер (нет, не обязательно Владимир Владимирович) сможет немного передохнуть, уступив свое место близкому человеку, то стабильность державы и счастье народа будут гарантированы.