Выбрать главу

Но художники — народ эмоциональный. Впрочем, если других союзников нет, то сгодятся и эти. А союзников нет и не будет, пока вокруг чудятся одни лишь враги.

Значит — сплочение, стабилизация, централизация. Правда, тот господин технолог-идеолог, о котором уже говорил, однажды молвил (еще до прозрения после Болотной):

«Централизация власти приобрела такой вид, дальше которого идти опасно… Советский Союз, на мой взгляд, именно в силу своей сверхцентрализации рухнул».

Великое открытие сделал.

Другой технолог-политолог, работавший одно время в команде Владимира Владимировича, говоря о «выборах» в Думу, с прискорбием заметил:

«Хотелось построить машину, которая будет автоматически принимать все необходимые законопроекты. А в основе этого, конечно, лежит та философия, что команда всё знает лучше всех. В итоге это привело к тому, что команда находится в круговой обороне».

Далее, рассуждая о той команде, в которой состоял, признался:

«Мы все были слишком одержимы страхом перед реальностью, страхом перед реальной Россией, в основе которого, конечно, лежала травма 1991 года. Сегодня я подозреваю, что Россия не настолько страшна, как нам казалось еще лет пять назад».

Тоже, видишь, прозрел. Единственный вопрос: если они теперь в круговой обороне, то стоит подумать, от кого им, беднягам, приходится обороняться и перед кем они испытывают страх? Перед реальной Россией, как заметил прозревший? Но коли так, тогда совсем плохи делишки.

Если, чтобы обеспечить стабильность, надо мухлевать на выборах в прирученную Думу, то завтра эти «избранники» начнут из страха за свои кресла выслуживаться перед тобой, запрещая всё подряд, плодя идиотские законы, которые ты будешь подписывать, желая того или нет. Поскольку эти назначенцы в креслах — уже часть тебя самого. А вскоре и сам ты перестанешь понимать, чего желаешь, кроме этой «стабильности».

Ты будешь стоять на сцене и под аплодисменты рассказывать сказку о том, что твоя «стабильность» — единственная альтернатива прежнему хаосу. Но это будет примитивная сказка. Потому что, упорядочивая хаос, не обязательно убивать свободу. Ибо «порядок» без свободы — это казарма. Хотя казарму построить легче, нежели терпеливо возводить свободный и в то же время не хаотичный мир. Но тебя когда-то научили бояться свободы и верить лишь в размеренный шаг общего строя.

Твои представления о мире, твои комплексы и твой страх будут ежедневно тиражировать с экранов людишки, с удовольствием подпевающие тебе и делающие на том свои карьеры. Но ты будешь прекрасно знать, что когда им прикажет кто-то другой, они с таким же удовольствием начнут обливать тебя грязью. Потому что свобода им не нужна. Им нужен хозяин.

Порой тебе будет казаться, что ты овладел ситуацией, что ты — «первый после Бога», и страх твой спрячется за кулисы. Но никуда он не денется, как никуда не денутся все, кто вместе с тобой «держат оборону», сидя в отведенных тобой креслах. А кроме них у тебя никого нет. Круговая порука — круговая оборона. И все. И только…

Я не хочу вдаваться ни в какие «теоретические обобщения», поверь. Это письмо — всего лишь письмо. Но не надо быть большим теоретиком, чтобы разглядеть, как идея стабильности, вначале, быть может, оправданная, со временем породила страх перед всем, что не навязано «сверху». И страх этот начал доминировать над любыми другими соображениями.

А как на всё это реагировали те, кого нынче принято называть «электорат»? (Они же, кстати говоря, народ.)

Да так, как и должны были реагировать — внешним одобрением и внутренней апатией.

Помнишь, я рассказывал о неком Центре стратегических разработок, созданном Дмитрием Анатольевичем в бытность его исполняющим обязанности Президента? Так вот, Центр этот однажды провел опрос на предмет того, как граждане воспринимают свое положение в условиях нашей чудесной стабильности. И обрисовалась такая картинка:

«Две трети опрошенных испытывают “социальный синдром выученной беспомощности” (психологический термин, означающий состояние человека, в котором тот ведет себя беспомощно даже после исчезновения давивших на него вредных обстоятельств) и считают, что никак не могут повлиять на события, происходящие в стране. Они уже и не хотят ни на что влиять, демонстрируя пассивность и фатализм».

Как видишь — полная стабилизация. Выражаясь не очень приличным слогом одного моего знакомого: «полный стабилизец».

Но в декабре 2011 года выяснилось, что пассивность и фатализм испытывают не все, что кое-кто еще кое-что помнит о таких смешных вещах, как «свобода» и «демократия» (не «суверенная», а без прилагательных). Тут снова из-за кулис вылез страх, и пришлось вспоминать «Бородино».

Призыв услышали, Москву отстояли, стабильность восторжествовала. Круг замкнулся. Всё, как в добрые старые времена — бессменный лидер, мудрая партия, коварный враг, светлый путь.

«Нулевые» годы оправдали свое название…

Какое-то мрачноватое письмецо у меня получается. Хотя не всё так плохо, братец, не всё так плохо. Есть и позитивные новости.

Скажем, Дмитрий Анатольевич, покидая временно отведенное ему место на переднем сиденье тандема, всё же добился кое-чего. Успел, в частности, подписать новый закон о партиях. До того настырный люд, вздумавший создать партию, должен был набрать не менее сорока тысячжелающих ввязаться в такое безнадежное дело. Теперь же число это снизилось невероятно и составило, представь себе, всего пятьсотчеловек! То есть партии нынче могут плодиться, как кролики. Невиданный либерализм, доложу тебе.

Однако если приглядеться внимательнее, то в души скептиков может закрасться сомнение. Я, конечно, старый ворчун, но мне отчего-то кажется, что сей либерализм больно смахивает на… Ну, если не на разводку, то, как бы это сказать?.. На нечто похожее.

Боюсь, что теперь «партии» начнут генерировать десятками, если не сотнями. Любители пива, я слышал, уже приступили. Дело за любителями других напитков, а также за любителями всего и вся.

Что будут делать в такой ситуации люди, именующие себя демократами, пока не очень понятно. И тебе, и мне уже приходилось видеть, как все споры о «единстве демократических сил» крутились вокруг одного судьбоносного вопроса — кто главнее?

Песенка «Возьмемся за руки, друзья» звучит уже лет двадцать — самим поющим, кажется, надоела. Посмотрим, что будет на этот раз. В любом случае скоро предстоит увидеть на здешнем политическом небосклоне десятки звездочек и комет.

В принципе, ничего страшного тут нет, процесс можно рассматривать как естественный. Но стоит представить себе избирательный бюллетень размером с рулон туалетной бумаги, как оптимизм улетучивается.

Не исключено, что ставка делается на две простые вещи. Во-первых, есть надежда, что среди десятков никому не известных «партий» одуревший избиратель предпочтет что-то хоть мало-мальски знакомое. Если подсуетиться и задействовать тех же губернаторов (ну, может, не так топорно, а поизящнее), то, глядишь, удастся снова, хотя бы со скрипом, протащить единую и неделимую, при всей ее обрыдлости.

Во-вторых, даже если любимая партия продолжит терять голоса, эти голоса будут размазаны тонким слоем между разными группами. Появление их предсказать легко: среди новых лидеров начнутся, как водится, ссоры и драчки. А «лидеров» — пруд пруди.

Словом, эта последняя инициатива Дмитрия Анатольевича неплохо вписалась в общий курс на суверенную демократию.

Другим его начинаниям повезло меньше, так как Владимир Владимирович решил исправить кое-какие промахи своего молодого друга.

В 2010 году Дмитрий Анатольевич наложил вето на поправки к закону о митингах. Грозные эти поправки запрещали, например, гражданам, «которые уже были наказаны за нарушение правил проведения митингов, снова выступать заявителями массовых акций». Сие означает, что если, скажем, на митинг пришло больше людей, чем указал в заявке (а кто им запретит прийти?) — нового митинга не устроишь. Если кто-то другой вместо тебя заявит, и у того найдем, к чему придраться. Так одного за другим и отсеем.