Жена. Я поняла. Почти сразу. По тому, как она на меня смотрела. Похотливо, но не так, как мужчины. Мужчины разглядывают баб по частям — груди, ляжки, ягодицы… а потом не знают — за что прежде ухватиться. Мэри хотела все сразу, одним куском и так же потом ласкала — все сразу… во всяком случае, такое у меня возникало ощущение. Немудрено, что я визжала, как резаная. (подходит к Мужу, гладит его ладонью по щеке) Ты уж извини меня, Калико, милый. Но надо же мне было как-то… а к мужчине я была еще совсем не готова. Ты же все понимал, да?
Муж. А что мне оставалась, кроме как понимать? В первую же ночь, когда вахтенный матрос, ухмыляясь, разбудил меня и радостно сообщил, что новенький Марк Рид дрючит мою жену в капитанской каюте… я думал, что с ума сойду от ярости. Твои стоны были слышны по всему кораблю. Я шел к каюте и не знал, что сделаю с тобой, но насчет шустрого новенького Марка Рида я не испытывал никаких сомнений. Его я намеревался нарезать заживо узкими полосками, засушить и съесть.
Жена. Бедный Калико… (вдруг начинает хохотать)
Муж. (сердито) Что ты смеешься?
Жена. (сквозь смех) Я вспомнила, какое у тебя было лицо, когда ты высадил дверь и увидел нас обеих в кровати в чем мать родила… ой, не могу!.. ты еще прорычал страшным голосом: "А сейчас, мистер, я тебе кое-что отрежу, для начала!"… и начал искать это «что-то»… но резать-то было нечего, да и «мистеров» там не было ни одного… ой, не могу!.. кроме тебя, конечно!..
Муж. (сердито) Ужасно смешно! Прямо — до колик! (начинает смеяться вслед за Женой, после паузы, отсмеявшись) А если бы я прирезал тогда вас обеих, толком не разобравшись — что тогда — было бы тоже смешно?
Жена. Нет, не прирезал бы. Меня бы ты не прирезал. Разве не так?.. Ну вот. А до Мэри Рид мне не было никакого дела. Это потом я с ней подружилась. А тогда… тогда она во мне пружину разматывала, только и всего.
Муж. Не знаю, как насчет пружины, но матросом она оказалась отменным. И с саблей управлялась не хуже тебя. Сказать по совести, вы — ты да она — были лучшей абордажной командой во всей Карибии.
Жена. Это так. Только не очень-то это нам помогло.
Длинная пауза.
Жена. (сердито) Ну почему, почему? Хоть сейчас ты можешь мне объяснить?
Муж. (неохотно) А что объяснять? Все и так понятно.
Жена. Ничего не понятно. Мы смогли бы тогда выбраться. Нас было одиннадцать человек, из них я да Мэри — считай — каждая за пятерых. Зачем было сдаваться?
Муж. Ты или ничего не помнишь, или совсем дура, Анна Бонни. У капитана Барнета было три фрегата, каждый втрое больше и вдвое быстроходнее нашего шлюпа. Десятки пушек. Полторы сотни стрелков помимо экипажа. Нашим единственным шансом было бы спрятаться и переждать, пока он закончит чистить море от таких как мы и вернется в свой Портсмут. Только вот спрятаться нам было негде. Губернатор Ямайки и его свояченица просто грезили о свидании с тобой. На Багамы было тоже не вернуться — как-никак мы всего лишь три месяца назад сбежали оттуда, спалив джиммину ферму и украв казенный шлюп. Я уж не говорю о Кубе и Гаити. Испанцы и французы давно мечтали вздернуть тебя на виселицу.
За твою голову была объявлена награда. Повсюду. Даже свой брат — пираты — начали охоту на тебя.
А у нас? Что было у нас? Старый тихоходный шлюп и одиннадцать человек команды. Из них одна ты была нормальной. Все остальные — сумасшедшие. Помешанные на тебе. Помешанный на тебе Калико Джек, да помешанная на тебе Мэри, да еще восемь дураков, невесть почему не сбежавших вместе с остальными, когда запахло жареным. Любой вменяемый человек должен был бежать от тебя, как от прокаженной. Как от самой Смерти. Разве не так?
Жена. (презрительно) Только трусы бегут от смерти. А она настигает и поражает их в спину. Смелый встречает смерть лицом к лицу и прогоняет — пинками по костлявому заду.
Муж. Ну-ну…
Жена. (передразнивает) «Ну-ну»… В жизни представить себе не могла, что ты окажешься трусом. А эта последняя ночь, когда вы, девять мужиков, накачивались ромом вместо того, чтобы придумать что-нибудь стоящее! И откуда ты только взял эту бочку? Что-то я не видела ее на корабле до этой ночи.
Муж. Привез накануне.
Жена. Откуда? На том островке ничего не было.
Муж. (равнодушно) Ром в Карибии можно найти везде.
Жена. Вот именно! Свинья грязь найдет! Какой позор! Вы пьянствовали всю ночь! А наутро, когда фрегаты капитана Барнета закрыли выход из бухты, вы просто отказались сражаться! Вы даже не взяли в руки оружие — просто сгрудились на палубе дрожащей похмельной кучей дерьма! Мужики называется! Тьфу!
Муж. Зато вы с Мэри постреляли на славу.
Жена. Что-что?! Ты еще и недоволен? Это чем же, скажи на милость? Да, мы с Мэри были в бешенстве от вашей трусости. Да, мы пытались заставить вас сражаться. Да, она даже пристрелила двоих из вас и ранила тебя — главного труса. Ну и что? Дезертиров всегда расстреливают! Как ты мог, Джон Рекхэм? Навек покрыть себя позором из-за минутной слабости…
Муж. Есть вещи поважнее чести.
Жена. Ха! Например?
Муж. Жизнь.
Жена. Слова труса! Жалкого труса!
Муж. Тебе виднее.
Жена. Да уж конечно! Мы-то с Мэри сражались! Вдвоем, спина к спине! Мы защищались больше часа. Мы продержались бы и дольше, не притащи они рыболовную сеть. Для нас честь была важнее жизни, и потому мы остались жить, а вас всех повесили. Помнишь, что я сказала тебе во время нашего последнего свидания в тюрьме на Ямайке?
Муж. Слово в слово.
Жена. Ну?
Муж. "Если бы ты сражался, как мужчина, тебя бы не повесили, как собаку." Красиво сказано, черт возьми! Я потом пересказал ребятам, им тоже понравилось.