Но что именно рассказала наивному Петеньке целомудренная мама, девочки не узнали. На улице затарахтел мотор, усилился, стих, послышались негромкие голоса, кто-то засмеялся. И тихо зашуршали шаги, все ближе, а потом их накрыло новое тарахтение, уже удаляясь.
— Та-ак, — сказала классная в испуганное лицо Тани Зарыкиной, которая осторожно открыла двери и встала столбом, как недавно Лора, ошарашенная толпой девчонок и воинственными лицами обеих учительниц.
— За-ры-ки-на… И что ты нам скажешь? А? Ты где была, Зарыкина?
Испуг сменился привычным хмуро-сердитым выражением. Таня переступила с ноги на ногу, пряча за спину руки.
— Каталась, — с вызовом сообщила она, — на мотоцикле. С мальчиком. Нет, с пацаном.
— Ты, ты! — классной опять не хватило дыхания, и на помощь ей вступила трудовичка.
— Да ты понимаешь, Зарыкина, что там могло с тобой случиться?
Из глубины комнаты кто-то сдавленно, но очень ясно захихикал.
Лора еле успела ступить вбок, давая классной пройти, та стремительно подскочила к Тане, прячущей руки за спину, и оглядела на этот раз ее шею, с низкой больших красных бусин, плечи под лямками ситцевого сарафана.
— Вот, — закричала, торжествующе тыкая пальцем, — вот и вот! Вся в засосах, вернулась, ну вся же, смотрите! А руки? Ты что там, в руках? Немедленно! Ты!
В спальне уже откровенно веселились лицами в подушки, или прятали смех, утыкаясь в плечи и бока подружек.
— Руки, — взвизгнула классная, хватая и тряся костистое плечо.
Таня вырвалась, резко вытянула вперед обе руки.
— Да нате!
Смех в спальне утих. Кто-то ахнул восхищенно. С дрожащих пальцев свисали, поникая роскошными лепестками, крупные водяные лилии, белые, желтеющие от тусклой скучной лампочки. Свешивали почти к самому полу толстые гибкие стебли.
— И никакие не засосы, — крикнула некрасивая Таня, — у нас поломался. Мопед поломался, когда мы обратно. Стасик его починил. И меня довез. Я сама попросилась, чтоб лилий нарвать. Он рассказал. Где.
В доме встала полная тишина, короткая, понимала Лора, глядя то на цветы, то на сердитые и смущенные лица учительниц. И в ней внезапно, показалось ей, оглушительно, два или три раза ударили об пол тяжелые капли воды, со стеблей дивных цветков, похожих на лотосы, что на картинках в энциклопедии.
— Так, — снова сказала спасительное слово классная. Оглядела всех очень строго, — так… короче, до выходных никаких танцулек и никаких вам гулянок, а еще с завтрашнего дня весь класс выходит на розу дважды. Утром, как всегда. И еще вечером три часа на закате. А как вы думали? — повысила голос, чтоб перекричать недовольный шум, — вы ехали работать? Вот и… Ну и скажите спасибо Зарыкиной, и конечно, Демченко, и Шепелевой. Всем спать! Я сама прослежу. Чтоб никаких…
— Засосов, — шепотом подсказала Настя, которая так и не встала со своей кровати.
Когда все, наконец, улеглись, ворочаясь и дзынькая пружинами, классная тихо закрыла двери, прошлепала шагами через гостиную и маленькие сени, закрыла и там, но не гремела замком, а потому что туалет ведь снаружи, понимала Лора, укладываясь щекой на подушку, — чей-то сердитый голос ясно сказал, на все две комнаты с девочками и одну пустую, с голыми кроватями:
— Ну, спасибо, Зарыкина, Демченко, Шепелева. Теперь из-за вас, как в тюряге будем.
— Заткнись, Птичка, — вдруг вступился ленивый голос Насти, — если бы не эти, Наденька все равно нашла к чему приебаться. А вечерняя работа, так то они еще в первый день базарили, что будет. Это ей в тему прибрехалось просто.
Птичкина не стала возражать, засопела, обиженно ворочаясь. И не выдержав, заржала, когда голос ее соседки Осиповой манерно пропел:
— В проби-ирках, дети рОдятся в пробирках, вы поняли, идиотки?
— Бе-едный Петенька, маму спрашует, про проби-ирки…
— А мама такая, уй, ты мой Петенька, конечно, в проби-ирках.
— Девки, я не могу, а Галина такая — да ты понимаешь, что там могло? А Шепелева пищит, понимаю, конечно!
— Самая умная, умнее Петеньки!
— Зарыкина, а там проби-ирки были, не? Где твой Стасик мопед поломал?
— Та идите вы, — огрызнулась довольная Зарыкина, кинула за голову мосластые руки, — не было пробирок.
— Так вы сами, да? Без проби-ирок.
— Девки, хватит ржать, все, спим. А то утром Наденька вам устроит.
— Пробирками, Насть. По башке.
Дни поплыли один за другим, одинаковые, как розовые кусты на плантациях. Ранний подъем и монотонная работа. Сумка на боку, легкая, которую Лора щупала, проверить, наполняется ли. Потом пройти по комковатой земле к краю поля, высыпать сумку в стоящий с раскрытой горловиной мешок, и обратно, туда, где зеленый оборванный куст отмечал ее работу. С другой стороны двигалась Инна, болтала, рассказывая пустяки. Лора смеялась и что-то рассказывала в ответ. Иногда бросали сумки под куст и вместе уходили в лесополоску, оглядываясь и ища укромное место среди густых акаций и скумпий — пописать.