И, унося сумку к мешкам, где скучала на ящике Валентина с раскрытой тетрадкой, подумала и о другом, но быстро и невнимательно: о чем же не стала говорить Настя, в самом конце, когда сказала «я вот…», а после сразу ушла.
За переживаниями Лора совсем забыла про уговор и Инна толкнула ее локтем, шепча, хотя вокруг никого не было:
— Ой, Лорка, смотри, вон твой стоит, который тебя в столовку провожал всегда!
Колян стоял рядом с черным мотоциклом, далеко, у самой лесополосы, белея головой и рубашкой в пятнах теней. Увидел, что девочки повернулись, и махнул рукой, снова суя ее в карман брюк.
Лора беспомощно огляделась, волнуясь и не понимая, как быть. А еще, наверное, совсем покраснел от солнца нос, не вытаскивать же пудру, мазать лицо на глазах у Коляна, хотя вот Осипова совсем не стесняется, красит ресницы, выкатывая светлый глаз и прикусив губу, прямо на лавочке под деревьями, где сидят все вместе, болтая и перекидываясь насмешками.
— Ой, — шептала Инна, толкая ее между розовых кустов и оглядываясь, — вы кататься, да? Кататься. На мотоцикле. Ты иди, я Наденьке скажу, что ты побежала в кусты, что сама придешь, пешком, Лорка, я скажу, ну что живот, ты не переживай, я тихо скажу, чтоб не услышали пацаны. А ты там смотри, чтоб руки он не лез чтоб. Руками. К тебе. Обещаешь?
Лора выскочила на край плантации. Оглянулась. Но Инна уже белела шляпкой далеко, старательно обрывая цветки над сумкой.
— Сидай, — Коля уселся, ставя ногу на торчащую педаль, — руками берись. Та крепче.
Мотор зарычал, Лора закрыла глаза. И умолк снова.
— Через живот берись, — Колян убрал ее руки со своих плеч и уложил на своем животе, так что Лора прижалась к его спине грудью, — а то свалишься. Шлем висит, ну нам недалеко ж ехать, я медленно поеду.
— Хорошо. Мы недолго, да?
— Та успеем.
Под бодрое тарахтение мотора Лора дернулась, испуганно вжимаясь попой и бедрами в горячую кожу сиденья, вцепилась покрепче в худые бока под распахнутой светлой рубашкой. Волосы кинулись в лицо, защекотали, ерзая, перебирая сами себя. А по бокам уносились высокие акации и низкие пышные скумпии, горели солнечными цветами темные заросли дрока. И мерно мелькали, удаляясь на повороте, ровные ряды розовых кустов.
— Мы едем туда? — прокричала Лора, радуясь скорости и ветру, — где секрет?
— А? А… Да. Кружок сперва сделаем, вокруг поля.
— Хорошо!
Ей хотелось петь, а еще кричать. И чтоб они ехали в сто раз быстрее, так было прекрасно, хотя на заднице наверняка будут синяки, думала, подпрыгивая вместе со старым мотоциклом, и рассмеялась, — ага, засосы, как орала классная.
Обогнув поле, через край набитое одинаковыми гнутыми колосьями овса, они выскочили на обочину другого, с длинными ровными стеблями кукурузы, машущими нежными метелками из тайных свертков, где зрели початки. Коля замедлил скорость, мотор мирно затыркал, будто мотоцикл пошел пешком. И лорины волосы чуть успокоились, она убрала одну руку, прихватывая пряди и суя их под воротник линялой рубашки.
— Щекотишься, — засмеялся Коля.
Мотоцикл проехал еще немного и встал, замолчав и накреняясь. Коля выставил ногу.
— Слазь. Не ездила никогда так?
— Нет. Здорово.
Коля откинул подножку. Отряхивая руки, поправил ладонью белые волосы над лицом, сплошь в бледных веснушках. Показал за край поля, языком вылезающий на скучную пашню.
— Ставок. Не суйся тока на вид, там ваши загорать легли.
Лора обошла его, выглядывая из-за купы высоких стеблей. Удивленно подняла брови. На другой стороне зеркала воды, сверкающего желтизной от низкого уже солнца, сидела Галина, согнув мощные колени. А рядом, на квадрате покрывала лежала Наденька, раскинув руки, белеющие незагорелым исподом. И какой-то мужчина с краешку, массивный и черноволосый, жестикулировал, видимо, рассказывая смешное — женщины всплескивали руками и хохотали.
— Я думала, они там, с автобусом. На розе.
— Та, — сказал Коля голосом умудренного жизнью человека, — скажешь. Им оно надо? Вас привезли и опа — загорать-купаться. Потом забрали и снова гулеванить. Курорт.
— С гусями, — согласилась Лора.
— А что? Нормальные гуси. Тут у берега топко, а то и мы бы скупались. Хотя, увидят. Хочешь если, ночью приедем.
— Ой, нет. Если бы море. А тут не хочу. А кто это с ними, дядька какой-то. Из Приветного вашего?
— Не, — Коля зацепил кукурузную метелку, сорвал и пощекотал мягкими волосками лорину щеку, — то с Раздольного, со студентами учитель. Ну, помнишь, что музыку крутили в среду? Завтра тоже они будут. Какой-то для вас театр. Постановка. Не сказала вам училка?