— Давай, — закрыла глаза, подставляя лицо.
Сверху была тишина. Она совсем было собралась глаза открыть, но приоткрытые губы овеяло теплым дыханием. И теплые, почти горячие, к ним прижались другие губы, чужие. Не ее. Тут она все же открыла глаза, не удержалась, и пока поцелуй продолжался, смотрела на вдруг потемневший глаз, почему-то один, наверное, я сама смотрю одним глазом, подумала мельком, и открыла второй, но тут же закрыла, потому что его лицо было так близко, что глаза пришлось больно скосить. Потому и он смотрит на меня — одним глазом. А почему вообще смотрит? Когда в кино, там вовсе по-другому. Ну, хорошо, а сама, почему я тогда смотрю? Нужно, чтоб оба с закрытыми. Но если я закрою, он, значит, будет на меня смотреть. Как будто я сплю, а кто-то чужой сидит и на меня…
Тут поцелуй внезапно кончился. Лора села прямо, поправляя рукой волосы. Коля, неровно дыша, качнулся к ней плечом, с которого сползла рубашка. Вытер тыльной стороной ладони рот.
— Ну как? — спросил хрипло.
— Ну что? — одновременно спросила она, — теперь едем?
Мальчик, заслоняя головой макушки кукурузных стеблей, подал ей руку, и Лора встала, молча, прислушиваясь к тому, что внутри. Уселась на теплое сиденье мотоцикла, уже правильно кладя руки поперек худой напряженной фигуры.
— Вон, — Коля кашлянул и повторил погромче, — вон, сбоку у ставка, где цех старый. Там.
Они уже поворачивали, выруливая на грунтовку, спрятанную с одной стороны беспорядочными кустами и деревьями, и Лора молча кивнула, сообразив, что исчезнувшие за деревьями рыжие и серые строения, перед которыми забор перечеркивал домик сторожа и рядом совсем крошечный домичек собачьей будки, это и есть место обещанного секрета.
Но случился поцелуй, первый, он стал для Лоры ее собственным секретом, в котором нужно было разобраться. Как-то, еще неясно как. И для второго секрета в ней пока не было места. Так что и жалеть о нем она не стала.
Коля высадил ее там же, где забирал, рядом с тонкими гнутыми акациями, над которыми вместо стрижей уже летали неслышными уголками летучие мыши. Неподалеку белела шляпка, поднялась, будто взлетая в сумраке, это Инна встала с травы, и ждала, переминаясь и деликатно не подходя ближе.
— Ну, — сказал Коля, не слезая с мотоцикла, только ногой упираясь в траву, — я поехал. Да?
— Пока…
Лора немного растерянно смотрела, как выровнял машину, крутанул ручку, заставляя мотор зарычать сильнее. Он сейчас исчезнет в светлом предвечернем сумраке, поняла, и ей оставаться одной, с ее первым поцелуем.
— Коля?
Светлая голова повернулась, показывая почти неразличимое в тени деревьев лицо. Но не сказал ничего, просто ждал. Лоре стало горячо и стыдно. Чего она будет напрашиваться. А хотела спросить — когда он вернется, из своего района, то придет ли увидеть ее? Потому что в четверг они уезжают. Казалось десять дней — целая вечность, а вот оказалось другое — завтра суббота с каким-то театром, потом через день понедельник, когда он совсем вечером вернется, потом — среда, и может быть, снова танцы или еще что в клубе. И все. Они уедут.
— Пока, — снова сказала она.
Коля кивнул. И через полминуты был слышен лишь звук мотора. А еще — вопли с другой стороны, и автобус посигналил раздраженно и густо.
— Шепелева! — надрывался строгий голос классной, — Демченко! Ше-пе-ле-ва!
— Мы тут, Надежда Петровна! — завопила Инна, таща Лору за руку, — идем уже!
Школьники стояли и сидели толпой, смеялись, переговариваясь, и на фоне голов в косынках и кепках монументом высилась могучая фигура трудовички Галины.
— Я, — шептала, торопясь и широко шагая, Инна, — хочешь, я скажу, что у меня, живот. Но ты нормально успела, вот только-только нас начали кричать. Я скажу…
Но не пришлось, потому что Галина, мельком осмотрев подруг, набрала воздуха в грудь и заорала, пугая летучих мышей и заставляя временно умолкнуть лягушачий далекий хор:
— Кацыка! Сиротенко! Да где вас носит? А? Кого еще нету? Петрушкиной? Вы совсем с ума посходили тут? Ночь на дворе! Кацыка!
Лора с Инной высыпали последние лепестки в мешок, сели рядом с толпой таких же мешков, одинаковых, важно и молча стоящих в ожидании, когда за ними приедут. И стали ждать, когда подтянутся последние заплутавшие.
В пыльном автобусе, пока еще горела в салоне лампочка, Лора, пробираясь вслед за Инной, пару раз поймала на себе взгляды девчонок, и Настин заинтересованный взгляд тоже. Но тучей налетели комары, и свет погас, ехали, прыгая на пыльных сиденьях, почти все молча, или что-то говорили негромкое, устали и никто не орал песен, не смешил всех сразу.