Дома в книжном шкафу стояли вишневые тома энциклопедии, так что Лора прочитала все, что относилось к розам, на букву «Р» и на букву «Э», как подсказала мама, про эфирные масла, а еще на «П», где парфюмерная промышленность. Заодно и про комбинат «Крымская роза», где делали розовое масло. В голове осталось самое впечатляющее, про пять килограмм лепестков, из которых — всего один грамм драгоценного масла. Тот самый грамм, в прозрачной узкой колбочке с белой пробкой, которую мама откручивала и, вынимая, осторожно ставила точки тонкой пластмассовой палочкой, мокрой от масла. На висках. И на шее под волосами. Лепестки — они же такие легкие, думала Лора, пока Инна, прыгая на сиденье рядом, тыкалась в ухо губами, рассказывая всякие пустяки.
Вместе с запахом в опущенные стекла лезла, пыхая облачками, серая мука дорожной пыли. И вскоре девочки дружно, вслед за Настей, первой красавицей класса, затрясли головами, морщась и закрывая рукой носы.
— Фу-у-у! Пылища!
— Ужас какой!
— Кошма-а-ар, — выпевала маленькая чернявая Наташка, неизменная спутница королевы Насти; заглядывая той в милостивое лицо, дожидалась кивка и повторяла, — какой кошма-ар!
Лоре стало неловко от того, что пыль ей не мешала, вернее, казалась вполне маленькой платой за великолепие аромата, накрывающего мир.
Девочек поселили в доме, спрятанном в гуще заброшенного садика, наверное, раньше тут был какой-то клуб, думала Лора, оглядывая высокий каменный забор из шахматно уложенных кирпичей и перекошенные деревянные ворота с двумя створками. Или это просто дом? В нем были три просторные комнаты, набитые кроватями с железными спинками, по семь кроватей в каждой, а еще большая как бы прихожая, с обязательной печкой, побеленной разводами, и двумя старыми столами. Крошечные сени, наверное, сени, неуверенно думала Лора, тыкая свои кеды к стеночке в толпе пыльной рабочей обуви и суя ноги в тапки. Как хорошо, что мама заставила ее эти тапки взять, а сама Лора чуть не поссорилась с ней, стесняясь даже представить, как полезет в сумку, и оттуда вытащит газетный сверток с домашними, какой ужас, тапочками. В цветочек.
Но уверенная в себе королева Настя, оказалось, везла с собой тапки, бархатные, в загогулинах, в таком же свертке. И как без них, с благодарностью маме и Насте, думала Лора, когда после работы («после розы», так уже на второй день говорили привычно) в гуще старых деревьев топталась босыми пыльными ногами по мокрой цементной заплате под гнутым краном, подставляла одну ступню, другую, смывая холодной водой пыль и усталость.
Работали с самого раннего утра. В шесть, зевая, пили чай в большой прихожей, ели бутерброды с маслом и сыром. Умывались, шнуровали старые кеды, разбирали в сенях холщовые сумки с одной сиротской лямкой на плечо. Рассовав по карманам всякие девчачьи мелочи, пудру, зеркальце, монетки и носовые платки, вешали на плечо зыбкую пустую холстину и шли к воротам. Там уже бибикал тот самый автобус, с тем же шофером, и рядом с ним приземистая Валентина, бригадир школьников, которая пыталась рассказать о дамасской розе, в ту, первую поездку.
Она же научила их собирать цветки.
Кусты спали, держа на листьях капли росы, в дальней лесополоске распевались птицы, и — ни ветерка, так еще рано. Запах роз, сонный, будто он под одеялом, над ним — пахнет роса, и смоченная ею дорожная пыль, а еще — комковатая глинистая земля в проходах меж линиями кустов.
— Пальцами берете под цветком, нагибаете. Тянуть не надо. Ты там, красавчик, не дергай, не корову доишь!
Девочки поворачивались, посмотреть, кого это Валентина — красавчиком. Ну, разумеется, Сашку Перебейноса. Тот скалился, нарочно брался за ветку потолще, садился на корточки, окатывая себя щедрой росой. Потом вскакивал, лапал за плечи и лица визжащих девчонок. Лора видела, все Настю хотел намочить, но она благоразумно отступала подальше, зная, какой Сашка шатоломный.
— Аккуратно ломаете. Не мните его, в горсточку взяли и сразу в сумку. И следующий. Набивать не надо, пусть рыхленько лежат. Как доверху, высыпайте в мешки. Всем ясно?
Переждала нестройные крики, улыбаясь — на черном загорелом лице блеснул в уголке рта золотой зуб.
— В одиннадцать шабаш работе. Так что, не тяните кота за хвост. Давайте, шустренько!
В полдень вывалились из автобуса, медленно, шлепая усталыми ногами, зашли в дом и, не обращая внимания на грозные крики классной, насчет, куда на простыни грязными лапами, повалились на кровати, раскидывая руки.