…Вот, скажем, окулист К., собравшись уезжать на ПМЖ, приходит по этому поводу советоваться в израильское консульство. Там ему рассказывают, в каком порядке какие бумаги оформлять, а также объясняют, в какие сроки что делается. В частности, обещают, что апостиль можно сделать за тридцать один день, справку о несудимости – еще за шесть дней, а что-то там в консульстве подписать – еще за три. Но это очень короткие сроки, то есть – если повезет. То есть – если апостиль уложится в тридцать один день, это даже стоит отпраздновать, говорит окулисту К. бойкая консульская дама. И несудимость за шесть дней стоит отпраздновать, а уж если у нас справятся за три дня… Словом, три праздника за сорок дней. И тут окулист К. понимает, что это же три дня, девять дней, сорок дней. Но только в обратном порядке. И понимает, что это как-то связано с направлением движения. И мысль эта, лично для него вполне жизнеутверждающая, очень его все-таки огорчает.
…Вот, скажем, на церемонию закладки некоторого энергетического комплекса приезжают важные люди из центра – скажем, один замминистра и один крупный собственник (и да, это два разных человека). А у энергетиков, как известно, есть традиция: при закладке бросать в еще не застывший цемент часы – «чтобы стояло на века». Ну, в этой связи существует много шуток: обычно или пари держат, кто расстанется с часами, или в складчину покупают будильник, или со стола у начальника воруют, потом веселятся. А тут, значит, позвали важных людей, и кто-то им про это рассказал – про обычай часы бросать в цемент. И показали часы – специально купили какие-то приличные, настольные, в металлическом корпусе. И вот идет церемония, наступает положенный момент, льют цемент, старший подрядчик кидает часы, все аплодируют. И тут замминистра хорошо подготовленным жестом снимает явно заранее расстегнутый роскошный хронограф – и шмяк в цемент. И смотрит на собственника. Тут собственник спокойно снимает с руки не менее роскошный хронограф – и в цемент. Все стоят, никто не дышит. Старший подрядчик открывает рот, надеясь перевести все к хлебу-соли, и тут замминистра достает из кармана золотую ручку – и в цемент. И смотрит на собственника. Тогда собственник вынимает из заднего кармана пачку нала на золотом зажиме. Все: «А-а-а…» Но нет, он только зажим с пачки снимает – и зажим, значит, шмяк в цемент. И смотрит на замминистра. И тут замминистра оборачивается к своему референту и говорит: «Петя, давай». И вдруг какая-то девушка из свиты начинает кричать: «Нет! Нет! Петя! Нет!» И все уже готовы кричать: «Нет, нет, Петя! Нет! Не прыгай в цемент!» И Петя белеет и трясется. А замминистра смотрит на него ледяными глазами. А Петя стоит. И тут замминистра говорит: «Б****, Петя, да кидай давай часы, я тебе этого говна три пары куплю!» Ну дальше уже хлеб-соль, конечно.
…Вот, скажем, мальчик Ф., сын либеральных журналистов, узнает в садике от девочки Д., что его родителей скоро арестуют и посадят в тюрьму, потому что они против России. Мальчик Ф. наливается ужасом, а потом выпаливает: «Я тогда тоже против России!» Дальше начинается толкание друг друга попой в снег, отрывание помпонов у шапок, вопли воспитателей и т. д. И вечером мальчик Ф. с болью рассказывает про инцидент родителям. Родители неимоверно тронуты и вообще, но очень, конечно, за мальчика беспокоятся. И спрашивают (кстати): «Заинька, а что значит „против России“?» И выясняется, что соседи из дома через дорогу повывешивали на балконах, как это нынче водится, российские флаги. И теперь мальчик Ф. и его родители живут против России.